Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
Гражданское звучание политической экономии отчасти сохранялось в журналах. Так, Полевой и Вяземский в 1827 году получили выговор за статьи «Московского телеграфа», не соответствующие новому духу. До конца 20-х годов Пушкин сохранял с Полевым добрые отношения, они стали ухудшаться лишь с 1830 года. Но «Московский телеграф» вплоть до его закрытия (1834) оставался, можно думать, для Пушкина лучшим из русских журналов.
В николаевской России не могло быть политической публицистики в европейском стиле — открытого обсуждения позиций классов и партий. Поэтому для журналистики 30—40-х годов характерно, что политическая тематика так или иначе проникает в статьи по литературе, истории и философии. Статьи по политической экономии были, конечно, особенно пригодны для этого 3.
Пристальный читатель и знаток русских журналов, Пушкин приглядывался к их довольно немногочисленным публикациям по политической экономии. Следы этого критического интереса мы находим у него неоднократно. Они по меньшей мере указывают на одно: эта наука с ее своеобразным содержанием и направлением, усвоенным им с юности, оставалась в 30-х годах в поле зрения поэта и при случае оказывалась на кончике его пера. В незавершенной заметке о творчестве Е. А. Баратынского (1831) Пушкин рассуждает об относительной узости круга читателей и почитателей талантливого поэта и объясняет: «У нас литература не есть потреб-
141 ность народная. Писатели получают известность посторонними обстоятельствами. Публика мало ими занимается. Класс читателей ограничен, и им управляют журналы, которые судят о литературе как о политической экономии, о политической экономии как о музыке, то есть наобум, понаслышке, безо всяких основательных правил и сведений, а большею частию по личным расчетам» (VI, 325).
Смысл и тон этих фраз может быть понят, думается, в контексте полемики с Булгариным и Гречем, которую в это время вел Пушкин. Его язвительные выпады адресованы, очевидно, их журналу «Сын отечества». Но как естественно политическая экономия здесь становится между литературой и музыкой — при всей странности этого соседства на первый взгляд!
Зимой 1833/34 года написана, может быть, самая замечательная и самая загадочная публицистическая статья, которая в новых изданиях публикуется под заглавием «Путешествие из Москвы в Петербург». Держа перед глазами полузапретную книгу Радищева, Пушкин описывает свои впечатления от путешествия в обратном порядке — из старой столицы в новую. В главе «Москва» мы находим сравнение московских журналов и литераторов с петербургскими. Это сравнение оказывается целиком в пользу московских: «Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московский журнализм убьет журнализм петербургский.
Московская критика с честию отличается от петербургской. Шевырев, Киреевский, Погодин и другие написали несколько опытов, достойных стать наряду с лучшими статьями английских Reviews, между тем как петербургские журналы судят о литературе, как о музыке; о музыке, как о политической экономии, то есть наобум и как-нибудь, иногда впопад и остроумно, но большею частию неосновательно и поверхностно» (VI, 339).
В петербургских литераторах можно безошибочно узнать Булгарина, Греча, Сенковского. Называя имена трех близких ему московских литераторов, Пушкин имеет в виду их статьи в «Московском вестнике» и «Европейце», которые к этому времени приказали долго жить, причем второй — по прямому запрету властей 4.
В Москве оставались «Московский телеграф» Поле-
142 вого и «Телескоп» Надеждина. Дни обоих были сочтены: они были закрыты еще при жизни Пушкина. Через несколько лет, когда уже шла полемика западников и славянофилов, А. И. Герцен язвительно замечал, что в Москве издается один журнал, да и тот «Москвитянин». Этот орган славянофилов доказывал «какую-нибудь полезную мысль» вроде того, что «Запад гниет, а Русь цветет» 5.
Но в 1834 году о славянофилах еще не было слышно. Одобрение Пушкиным московских журналов означало в первую очередь выступление против его литературных врагов в Петербурге. Что касается журналов Полевого и Надеждина, то для них у Пушкина тоже было доброе слово, но весьма своеобразное: «Даже в журнале, принадлежащем к предприятиям чисто торговым, даже и тут перевес на стороне московского издателя: Какая смышленость в выборе переводных статей! какая оборотливость в суждениях о предметах вовсе чуждых понятиям критика! какое бойкое шарлатанство! Куда петербургским торгашам угнаться за нашими!» (Акад. XI, 487).
Это место Пушкин снял при переписке статьи набело в начале 1835 года. К этому времени, с одной стороны, «Московский телеграф» был закрыт, а с другой — в Петербурге появилась «Библиотека для чтения», которая была успешным торговым предприятием и принесла с собой большие сдвиги в русской журналистике.
Умелость и деловая сметка московских журналистов связываются у Пушкина с их буржуазно-разночинным духом, а шире — с самой атмосферой старой столицы. Вся статья, а особенно посвященная Москве глава,— это образчик социально-экономической публицистики. По этому поводу А. В. Луначарский писал: «С необыкновенным ясновидением, какого можно было бы ожидать только от экономиста и социолога, осознает Пушкин превращение старой Москвы, ее новый купеческий, торговый характер, рост влияния буржуазии повсюду и все больший вес разночинца» 6. Обобщая далее свои мысли о творчестве Пушкина как литературного критика, Луначарский отмечал: «Всякий, кто внимательно перечитает пушкинские тексты, прекрасно поймет, что Пушкин то и дело включает социальный момент в свои суждения» 7. Многозначительное мнение в высшей степени компетентного наблюдателя!
