150 языков и политика. 1917 - 2000. Соц-лингвистические проблемы СССР и постсоветского пространства. - Алпагов В.М.
ISBN 5-4282-158-7
Скачать (прямая ссылка):
106
для своих детей, включая и право выбора между русской и национальной школой. Все наблюдатели отмечают, что именно после этого количество национальных школ и особенно количество учеников в них резко сократилось. Этот процесс коснулся не только РСФСР, но даже республик Прибалтики. В меньшей степени он затронул среднеазиатские республики, где, если верить И. Крейндлер, иногда даже отказывались учиться в русских школах [Kreindler, 1985 Ь, с. 3551. Иногда реформу 1958 г. оценивают чуть ли не как свидетельство принудительной русификации с помощью внешне демократических мер (Kreindler, 1989, с. 49]. Однако, безусловно, главным здесь было желание родителей ради блага детей дать им образование на языке, способствовавшем их последующей карьере. Это было тем более важно, поскольку, как отмечали и западные специалисты, бывавшие в СССР (Lewis, 1972, с. 183), обучение русскому языку в качестве второго было малоэффективным, и полноценно выучить его можно было только в русской школе. Тем самым возникала парадоксальная на первый взгляд ситуация: многие национальные школы держались больше на поддержке сверху, иногда происходившей по инерции, тогда как снизу шло стремление к переходу на обучение на русском языке (не исключавшее изучения материнского языка в качестве предмета). Такое явление далеко не специфическое для СССР: специалисты отмечают, что во многих странах сами нацменьшинства выступают против обучения на материнских языках, затрудняющего овладение более важным государственным или мировым языком (FasoId1 1984, с. 296; Dixon, 1997, с. МО; Hall, 1999. с. 383|.
Использование русского языка в едином государстве было необходимым просто по причине практического удобства. Верно пишет А. Н. Баскаков: "Применение национальных языков во всех видах делопроизводства, финансовой и прочей отчетности и служебной переписке... нецелесообразно, т/ак/ к/ак/ повлечет дублирование большого объема информации и усложнит функционирование соответствующих сфер общественной деятельности. Применение ряда языков в делопроизводстве в некоторых автономных республиках в 30-е годы (еще более — в 20-е. - В. А.) себя не оправдало и от него пришлось отказаться" [Баскаков, 1994 а, с. 35). Внутри страны удавалось почти всегда обходиться без переводчиков (по крайней мерс, в официальной сфере), что, безусловно, облегчало коммуникацию.
107
Однако несмотря на все меры по распространению русского языка и на официальное его объявление в 60-е гг. "вторым родным языком" для каждого нерусского гражданина СССР, его знание так и не стало всеобщим. На официальном уровне заявлялось: "Мы у себя в республике ставим вопрос так: наряду с родным языком каждый должен овладеть русским — языком братства всех народов СССР, языком Октября, языком Ленина" [Шеварднадзе, 1977, с. 49]; аналогично говорили и другие руководители республик, [см. Paшидов, 1975] и др. Однако старейший языковед К. К. Юдахин в 1971 г. на общем собрании Киргизской Академии наук высказал сомнение в том, что для киргизов русский язык действительно стал вторым родным [Каракесв, Джам-ісрчинов, Орузбаева, 1972); скептически относился к данной формулировке и В. А. Аврорин |Аврорин, 1975, с. 142-143|, указывавший, что она верна лишь для части национальной интеллигенции. И оба они были безусловно правы, что показывали и данные переписей. По материалам последней советской переписи 1989 г., почти 30% башкир и татар, 36,6% латышей, 39,5% казахов, 52,9% армян не отнесли себя к лицам, владеющим русским языком !Население, 1990, с. 37-39]. Впрочем, данные переписей — не такой уж надежный источник'. Если верить данным переписей 1979 и 1989 гг., то количество узбеков и каракалпаков, свободно владевших русским языком, за десять лет уменьшилось чуть ли не вдвое: соответственно с 49,6 до 23,8% и с 41,1 до 20,7%. Явно прав А. Н. Баскаков, говоря о том, что дело здесь не в реальном уменьшении, а в завышенных данных переписи 1979 г. [Баскаков, 1992, с. 19]. Также и снижение процента знающих русский язык эстонцев между переписями 1970 и 1979г. вряд ли отражало реальный процесс; вероятнее здесь проявлялись антипатии к русскому языку части населения [Solchanyk,
1 В ею G uk формулировки, применявшиеся в советских переписях, допускали разнос понимание, термин "родной яjuk" мог пониматься но-ратпому, а ответи нередки более оіража-ли яіьїкоаис предпочтения, чем реалыгую ситуацию [Аврорин, 1975, с 144; Губогло. 1979. с 7, Silver. 1978. с 267-268; Ьеликов. 1997а, Беликоа. 1999] Не надо однако, считать, что переписи в прутик странах доют лучший материал Советские переписи котя би давали немало информации по иационвльно-ячиковим вопросом, пуст* не без не юч ноете И, а. например, в Бельгии после 1947 г во шбежанис язикових конфликтов любые вопроси о яшках исключили ні переписей н надежной статистики о количестве носителей французского и фламандского яшков. о двуязычии и прочем нет вообще; в Японии nncie уравнения айнов в нравах с японцами тгот народ перестали учитывать в переписах, н в 80-е гт в печати можно 5ыло встретить весьма разноречивые данные о численности айнов - от 15 до 50 тисяч
