Суфизм в контексте мусульманской культуры - Пригарина Н.И.
ISBN 5-02-016695-2
Скачать (прямая ссылка):
Важным для нас представляется то, что интересующая нас современная историческая тематика, органично вписанная в логическую с точки зрения канона структуру маснави, получает
125
прочную мотивацию в поэтическом тексте и в конечном счете становится объектом художественной оценки автора. В этой оценке просматриваются и общие закономерности средневекового хмышления, и влияние конкретных религиозно-философских течений, игравших не последнюю роль в общественно-политической жизни Делийского султаната. Выбрав в качестве главных героев романического сюжета подлинные исторические лица, Амир Хосров сумел ввести в рамки традиционного любовного маснави нетрадиционную историю влюбленных— мусульманина и индуски, пытаясь тем самым в условиях острой конфронтации религиозных общин популяризировать идею шейха Аулия о межрелигиозном единстве на основе духовного сближения.
Этим же целям служит и ознакомление читателя с разнообразными реалиями Индии, которые порой и не отвечают тради-щионным мусульманским представлениям о красоте, но достойны, по убеждению автора, стать подлинным украшением такой высокохудожественной формы, какой является маснави [2, с. 41, 43]:
XI, 63. Когда в нем (маснави) обозначались начало
и конец,
Большинство имен в нем было на хинди.
64. И так как не было видно красоты в мысли,
To грубый ковер я превратил в шелковую ткань.
65. Такое превращение было необходимо,
А мудрец никогда не стыдится необходимости.
66. Я ошибся: если поразмыслить, Индийские слова не хуже персидских.
88. Хорасанский стиль, который считает индийский
стиль обманом, Ничего не стоит в сравнении с листком пана.
89. Знает каждый живой человек,
Что страсть к жевательному листу — это страсть
их душ.
90. В таком описании, подобном струящейся воде, Всякий поверит словам Хосрова...
92. Словам, взятым из индийского или румийского, Во ИМ(Я справедливости, а не ради самого себя.
Мировоззрение автора, как известно, обусловливает его подход к оценке мира и человека в своем творчестве. Построение концепции истории в маснави не только в какой-то мере иллюстрирует авторское понимание мира (абстрактное и конкретно-историческое), но и определяет место поэта в нем. Тема авторского творчества, неотделимая от структуры повествования, неизбежно поддается реконструкции на основе все той же концепции вахдат ал-вуджуд.
Поэтическое творение, согласно средневековым представлениям, лишь тогда получает эстетическую и этическую значимость, когда оно возникает как результат эманативной деятель-.ности Творца. Исходя из этого, первая стадия истории представлена как объективное творение Всевышнего. Сам поэт в .этой истории является частицей общего процесса. Его имя
126
всплывает в потоке созидательной деятельности Творца подобно другим порождениям мира.
На следующем этапе священной истории образ поэта обозначен не просто знаком своего имени, как это было в гл. I. Он становится фигурой активной и деятельной. Это образ влюбленного суфия, испрашивающего милость у Бога, стремящегося постичь тайны сверхреального мира. На этом этапе индивидуального познания абсолютного прошлого автор как бы сам приобщается к опыту духовных авторитетов.
На второй стадии авторского повествования — истории реального мира современной Индии — поэт, обогащенный духовным знанием, выступает в новом для себя качестве — в образе учителя. Причем, изливая «свет суфийского познания», приобретенного от духовных авторитетов, на непосвященного в тайны правителя, поэт вместе с тем не считает лишним познакомить читателя и с собственной интерпретацией мистического' учения в условиях конкретной исторической реальности. Так, в, рассказе-аллегории о поиске живительного источника в пустыне он пишет [2, с. 36—37]:
X, 2. Я блуждал по пескам пустыни,
От жары моя голова была подобна котлу с кипящей водой.
3. Вместе с жаждущим, как и я, путником Мы достигли места, где протекал ручей.
4. Хотя в душе моей была раскаленная нефть, Я не подлил в нее масла и не выпил воды,
5. А смочил губы водой, и печень моя обрела свежесть, И спокойствием наполнилась моя душа.
6. Упали тот жаждущий и его еще более жаждущий конь, Найдя судьбу своей души в этой дарящей жизнь воде:
7. Напились вдоволь он и его конь,
И вскоре оба они отдали Богу души.
8. В этой долине, где солнце выжигает душу, Выживает тот, кто наделен мудростью.
Эту историю автор резюмирует обращенной к правителю* суфийской проповедью, в которой призывает его «направить свою лестницу в сторону благочестия».
Символические образы героев притчи иллюстрируют различие подходов в понимании истинного смысла жизни. Один из путников (автор рассказа), подойдя к источнику воды, преодолевает в себе сильное желание утолить жажду и лишь Схмачи-вает губы, в результате чего душа его наполняется спокойствием. Другой, напротив, не сдерживает своих желаний и, напившись вдосталь, умирает. Та же участь постигает и его коня. Первый герой воплощает идею автора о том, что каждый жаждущий, идущий путем поиска живительного источника суфийского познания, должен обладать разумом, терпением и умеренностью в поступках. Второй выражает позицию, которая определяет поведение главного г?р^#<йЩн#ви- Именно Хизр-хан, отказавшись от мирских дел, безрассудно отдается любовному чувству, в этом обретая и источник своего счастья, и свою
