Из Истории отечественной фонологии - Реформатский А.А.
Скачать (прямая ссылка):
Дело тюркологов — разъяснить этот весьма странный случай нарушения обычного сингармонизма, тем более странный, что корневое [о] принуждает гласную аффикса лабиализоваться (колго, колдо, колдон 'рука, в руке, от руки'), а «более сильное» по лабиализации [у] — не заставляет.
Для выяснения соотношений фонетики и грамматики интересно сопоставить такие далекие явления, как «обратный» (для тюркских языков), т. е. регрессивный, сингармонизм уйгурского языка с аналогичным явлением в германских языках. Оба явления
23 Недаром при обсуждении вопроса о казахской письменности когда-то один остроумный человек предложил не дублировать в алфавите гласные по «нёбному» различию, а ставить перед «мягким» словом особый знак «даякшы» (или «кыбачы»), а перед «твердым» его не ставить, откуда кол и кел могли бы «писаться» одинаково, но перед кол (=кбл) надо бы поставить знак «мягкости» «даякшы» («кыбачы»), а перед кол его не ставить. О соотношении _фонетики и грамматики
413
невозможно рассматривать вне морфологического аспекта, так как речь идет по преимуществу о взаимодействии вокализма корня ^ постфикса, а не «вообще» о взаимодействии гласных, но результаты этого взаимодействия в уйгурском и в германских различны и именно с точки зрения соотношения фонетики и грамматики.
В уйгурском постфиксальное [и] действует регрессивно на расстоянии на корневые широкие гласные [а], [э] и переводит их в гласную [е], которая не является узкой, по отношению к заднему нижнему [а] — факт переднего вокализма среднего подъема, а по отношению к переднему — только лишь факт вокализма среднего подъема. Следовательно, рассуждая чисто фонетически, переход [а] в [е] и переход [э] в [е] — разные явления.
Для [а] > [е] — смещение ряда и подъема, а для [э] > [е] — главным образом смещение подъема.
Но для_ вокализма корня большинства тюркских языков дифференциальными признаками фонем являются два: 1) узкие — широкие и 2) огубленные — неогубленные; задний же и передний характер гласных — результат позиционного действия нёбного сингармонизма24. И если к узким относятся <[ю]—[у]> и <[ы] — [и]>, то все прочие гласные — широкие, а тем самым и различие [э]—[е] не является различием «по широте раствора».
Полагаем, что в указанных.явлениях уйгурского языка «обратный» сингармонизм — явление нёбного сингармонизма, что очевидно для [а] — [е], так как это задняя и передняя разновидность одной фонемы, и менее очевидно для [э] — [е], но суть в том же.
Примерами такого «обратного» сингармонизма в уйгурском могут быть случаи, как ал 'возьми'-\-uui > элиш 'взятие'; am 'лошадь54-іш > этим 'моя лошадь'; кул 'приходи'-\-uui > ке-лиш 'приход'; эс 'память'4-w.w > эсим 'моя память' и т. п.
Однако за пределы чисто позиционного воздействия гласной последующего слога на гласную предыдущего дело не пошло; здесь гласная корня в фонетически слабой позиции и чередования фонем нет, а есть лишь позиционное варьирование. Тем самым данное явление остается в пределах фонетики и в грамматический факт не перерастает.
Иной результат аналогичного явления в германских языках, то, что Я. Гримм назвал Umlaut.
Генезис умлаута — чисто фонетический. В тех парадигмах склонения, где корень с задними гласными (а, о, и) сопровождается флексией с гласной і, возникала регрессивная дистантная вокали-
24 Мы сознательно опускаем здесь долготы в киргизском, казахское [э] и тому подобные необщетюркские явления- 414
А. А. Реформатский
ческая ассимиляция типа нёбного сингармойизма, в результате чего задние гласные корня изменялись в соответствующие передние: ^a > а, о > б, и >u и слово в целом получало «переднюю гармонию». Пока это было так, явление оставалось чисто позиционным; а, б, U — в этих случаях были не особыми фонемами, а лишь вариациями фонем а, о, и в условиях переднего сингармонизма.
Но этот процесс, как известно, в германских языках пошел дальше: 1) умлаутирование по аналогии было перенесено на основы, где не было флексии (Vater — Vater, Kloster — Kloster, Mutter — Mutter г'отец — отцы, монастырь — монастыри, мать — матери') и 2) само і во флексиях редуцировалось во многих случаях до нуля, что особенно ясно в английском (foot — feet, mouse — mice 'нога — ноги, мышь — мыши'), где воздействующая позиционная причина отпала, а результат остался фонетически не мотивированным, т. е. слабая позиция превратилась в сильную, а тем самым возникло чередование разных фонем, да еще облеченное грамматической значимостью: различием единственного и множественного числа, т. е. возникла внутренняя флексия.
История немецкого и английского умлаута служит блестящим подтверждением выдвинутых в 1894 г. Бодуэном де Куртенэ положений о взаимодействии фонетики и грамматики и о тех этапах, по которым эмбриональное фонетическое явление становится явно фонетическим и далее может «уйти» из фонетики, либо застыв на ступени традиционных (морфологических) чередований, либо перейдя в грамматику в качестве полноправного грамматического способа внутренней флексии.
6. ТОЖДЕСТВО И НЕТОЖДЕСТВО МОРФЕМ
