Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
Композиционный стык парв — "Араньяки" и "Вираты" отмечен не только общностью развиваемых тем и составляющих их мотивов. Начальные эпизоды "Виратапарвы" связаны с конечным звеном "Книги Лесной" одними и теми же реалиями, среди которых важнейшими являются лес (где выделено одно дерево) , вода и горы — три компонента, крайне существенные для космографии эпического сюжета с немаловажным для него мотивом пространственных перемещений. Интересно отметить роль некоего конкретного дерева как связующего эти две книги эпоса своеобразного символа — оно дважды появляется в пограничных участках текста: в конце "Араньякапарвы" и в начале "Виратапарвы". Подобного рода символика, имеющая космологическое содержание, широко представлена в тексте "Араньякапарвы" и отражена в самой "графике" эпического повеет- 154 С.Л.Невелева
вования с его постоянным переключением с лесного пространства на поросшую деревьями гору, т.е. на небеса, или же в подземный мир. Четкой трансформацией универсального символа мирового дерева в космологическом контексте "Бесед Маркандеи" является баньян (ньягродха, "растущий вниз"), на ветвях которого помещен покровитель Пандавов — Кришна. Нарисованная эпосом картина соответствует варианту космологической модели — "божество на дереве"38 Кришна проводит "первоинициацию" риши Маркандеи, поглощая его, втягивая через рот в свое чрево, где тот обнаруживает вселенную во всем разнообразии ее составляющих (гл. 1 86 , 1 87 ) 39 .
Примечательно, что сдвоенное появление реального дерева на границе двух парв-книг тщательно мотивируется эпосом. В "Араньякапарве" один из младших Пандавов, Ha-кула, влезает на дерево, чтобы высмотреть место, где есть вода (296.7; герои устали, преследуя оленя-Дхарму, их мучит жажда). В "Виратапарве" тот же Накула вторично забирается на дерево, чтобы спрятать там знаменитое на весь мир оружие Пандавов, по которому они могут быть уз наны и тогда должны будут снова отправиться в изгнание (5.25). Пограничное расположение данного сюжетного хода — влезание на дерево — на границе двух парв и на рубеже двенадцатого и тринадцатого годов изгнания Пандавов, равно как и подсказываемая повествованием необходимость, пусть не для самого царя, но для его младшего брата-заместителя, подняться по дереву вверх и спустить ся обратно, находит объяснение в новогодней обрядности, в том числе и в неиндоарийской (ср. обряд влезания на священный шест или дерево в новогоднем празднестве у бхилов и гондов, организуемый царем-шаманом). Однозначная этническая атрибуция ритуальных истоков этого сюжет ного хода едва ли возможна. В данном случае нам важно было отметить календарную приуроченность — к новогоднему рубежу — соответствующих обрядовых действий в неиндо европейской обрядности, имеющей сходный с арийской царский характер.
Подчеркнем, что в обоих упомянутых эпизодах эпоса влезание на дерево осуществляется по повелению царя (Юд хиштхиры). Возможно, неполное соответствие описанной но вогодней символики древнеиндийским сословным представле ниям оттеняется рассказом "Виратапарвы" о манипуляциях с подвешенным на дереве трупом, которые прямо оценивался как запретные для членов кшатрийской варны. Ца ревич матсьев Уттара, посылаемый Арджуной на это дерево за оружием Пандавов, с нескрываемым отвращением заявляет, что прикосновение' к мертвому телу невозможно для кшатрия (38.9—11). В результате Арджуне приходится решительно опровергнуть версию с подвешенным трупом и заявить, что вся она выдумана лишь для того, чтобы отпугнуть возможных грабителей (38.12—13). Немаловажно в связи с этим и то, что оба дерева, упоминаемые в пограничных эпизодах, растут близ тропы — той, по которой за О композиции древнеиндийского эпического текста
155
брели в лесную чащу Пандавы до встречи с Дхармой, или той, которая в "Виратапарве" объявляется "ложной" (5.14). Дело в том, что в Индии и до сего дня сохранились поверья, приписывающие выросшему при дороге дереву небла-
UQ
гоприятное воздействие на человека .
Круг общих для обеих книг эпоса "пограничных символов" может быть расширен. Попытаемся показать, каким образом представлена на стыке "Араньякапарвы" и "Виратапарвы" пятерка главных героев эпопеи и какое смысловое наполнение могут иметь связанные с ними количественные образы в контексте субстратных представлений. Братья Пандавы фигурируют здесь не все вместе — обычно один из них противостоит четырем остальным. Так, Дхарма умерщвляет четырех Пандавов, но оставляет в живых Юдхиштхиру; сами диалоги Юдхиштхиры с Дхармой и Нахушей изолируют от него остальных братьев (нечто подобное происходит и при влезании Накулы на дерево). Восприятие четверки младших братьев как некоего целого может объясняться значимостью для эпического текста тетрады локапалов, что в совокупности данных "Араньякапарвы" опосредованно подтверждает ориентированность царско-воинского посвятительного обряда по четырем сторонам света.
Известный обрядовый фрагмент "Сабх^арвы" "Дигвид-жая" ("Покорение стран света" — гл. 23 —29) прямо распределяет тех же четырех Пандавов по географическим координатам. Изолированность же царя Юдхиштхиры, способствуя выдвижению его на передний план повествования, позволяет сфокусировать в этом образе, помимо всего остального, эпические воспоминания о древнейшей фигуре царя, центре архаического ритуала. Сравнение в "Аранья-капарве" четырех умерщвленных Дхармой Пандавов с четырьмя локапалами, "низринутыми с небес в конце юги" (297.1), подтверждает правомерность истолкования группировки Пандавов в плане мифолого-космологической символики числового комплекса 1+4: центр мироздания и основные стороны горизонта. Несомненна конкретная привязанность смысловых соответствий этой символики к космологическим представлениям эпоса, аккумулированным именно в пограничных эпизодах. Новогодний рубеж, на который приходятся описываемые в них действия, ассоциируется в сопряженной с ним обрядности с преодолением временного хаоса и космизацией мироздания.
