Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
Примерно таким же образом может быть интерпретирован и рассказ об убийстве Бхимасеной ракшаса Кирмиры, излагаемый перед той же аудиторией одним из действующих лиц эпопеи — Видурой (гл.12) мудрый Видура, сын риши Вьясы, в своем рассказе обращает внимание кауравов на великую воинскую мощь отправленных в изгнание Пандавов. Здесь, правда, присутствует "импульс-задание" слушающего рассказ царя кауравов, что ослабляет впечатление того, будто он внимает повествованию Видуры поневоле, поскольку к этому его обязывает статус сына риши. Но, так же как и в случае с Вьясой, в рассказе Видуры наличествует от+ четливая корректировка главной стороны миропонимания кауравов, которые в своей злокозненности недооценивают могущество своих соперников. Подчеркнем два крайне существенных, по нашему мнению, обстоятельства: во-первых, царский, как и тогда, когда речь шла о Пандавах, характер слушающей рассказы Вьясы и Видуры аудитории (напомним, что Вьясе традиция приписывает создание "Махабхараты", и поэтому исключительно важна для понимания идейной установки эпоса именно его корректировка нравственных позиций кауравов) и, во-вторых, глубинно "агонистический" контур не обнаженного, не лежащего на поверхности, но безусловного противостояния морали кауравов и традиционной эпической этики, причем не только по главным вопросам, но и в тончайших оттенках25.
Высказанные здесь соображения опираются на распределение Г.Я.Хелдом "субстратного", по современной терминологии, для сюжета "Махабхараты" этнографического материала по двум основным группам: сюжеты, организованные вокруг кауравов, носят следы потлачеобразных ритуалов, тогда как сюжетные построения с Пандавами в качестве главных действующих лиц отражают следы преимущественно инициационных обрядовых установлений26 Механизм эпической трансформации архаических обрядовых представлений изучен пока недостаточно, но все же мы рискуем отстаивать понимание сущности художественного метода эпоса как целенаправленной, органической "переплавки" в горниле длительной эпической традиции древней Индии разнохарактерных компонентов архаического ритуала, которые подвергаются обобщению и типизации. Частным свидетельством того, как эпос "инкрустирует" сюжет, связанный с царским посвящением архаического типа, "вплавляя" в него элементы, восходящие к потлачу, может служить "Повествование об отнятии /Индрой/ серег /Карны/"27. В рамках этого сюже- О композиции древнеиндийского эпического текста 1 A3
та, героем которого является, образно говоря, одновременно и Пандава и каурава, на материале линии Карны-"под-кидыша" полностью восстанавливаются в своей последовательности этапы посвящения фольклорного вождя-героя (подчеркнем, что инициационная тема, согласно Хелду, является прерогативой Пандавов). С другой стороны, отчетлив фа-тально-агонистический смысл всего эпизода, словесно аккумулированный в диалоге Карны с богом Индрой, когда взамен своих серег-жизни герой предлагает богу землю, драгоценности, цветущие поселения, многолетний урожай, стада скота и т.д. (294.2,6). Круг этих царских ценностей, по широте охвата напоминающий ритуальную "похвальбу богатством" в потлаче, вписан, таким образом, в контекст трагического обмена Карны с Индрой, когда конечной ставкой Карны является его жизнь. И поэтому весь эпизод выглядит реминисценцией не только словесной, но и действенной стороны "агонистических" ритуалов, носящих черты потлача.
Представляется закономерным вкрапление характерных элементов одного ритуала ("агона" потлача) в эпическую "реконструкцию" другого — посвятительного, строящегося по мотивам архаической царской инициации. Возможность органического синтеза разнородных в генезисе элементов эпического сюжета о "Пандаве-каураве" на уровне сюжетики может быть объяснена двойственным характером главного действующего лица эпизода, а на субстратном для его композиции уровне определяющим выступает именно то уже оговоренное обстоятельство, что достаточно широкий круг древних ритуалов, включая все типы инициаций, содержал в себе выраженные моменты их типологического сходства, в том числе состояния и ситуации "агона" от словесного состязания и ритуальных поединков до общего противостояния в архаическом ритуале двух соперничавших партий, что соответствовало дуальной организации родо-племенного общества.
Как было показано выше, в словесных контактах-беседах имеется постоянный член — эпические герои и переменный — божество или риши. Сам статус второго обусловливает его позицию "старшего", "высшего", т.е., согласно повествованию, духовного наставника героев-кшатриев. Преобладающая форма контакта риши и божеств с героями эпоса ("неравноправный диалог") отвечает главенствующей роли "наставника" в подобного рода коммуникации. Цели контактов между мифологическими и героическими персонажами эпоса могут быть охарактеризованы, с одной стороны, как просветительно-приобщающие, состоящие в передаче "младшему" партнеру по коммуникации мифологических, этических, правовых и т.п. сведений, а с другой — как психотерапевтические. Юдхиштхира, глава эпических героев, нередко обращается к "наставнику"-риши (Брихадашве или Маркандее) в кризисном для него состоянии: например, в отчаянии по поводу бедственного положения, в котором оказались Пандавы в результате проигранной игры в кости (49.32 —34), 144 С.Л.Невелева
