Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
По поводу целевого назначения самостоятельных в сюжетном отношении эпизодов, вводных по отношению к центральному эпическому сюжету с его линейным развертыванием действия, широко известно мнение В.Пизани18, который наряду с другими исследователями усматривал причину подобного разрастания "Араньякапарвы" в том, что ощутимых изменений в судьбе героев во время их скитаний по лесам не отмечается и для заполнения "хиатуса" в развитии- эпических событий в повествование вводится обширный иллюстративно-дидактический материал. Замедление главного сюжета эпопеи на стадии "Книги Лесной" подмечено итальянским ученым абсолютно верно. Однако существует возможность показать, что неизменность судьбы эпических героев в "Араньякапарве" — чисто кажущаяся. Неспешно развивающееся эпическое повествование, на наш взгляд, использует нарочитую подробность, постепенность подачи происходящего с Пандавами в "Книге Лесной" с целью акцентировать крайнюю важность того их жизненного этапа, который приходится на пребывание в лесах и предшествует их личностной реализации как эпических воинов, а Юдхиштхиры — как эпического царя19
Форма словесного контакта Пандавов со святыми мудрецами обладает строгой определенностью, но обозначение этого контакта словом "беседа", как явствует из дальнейшего, весьма условно. Вся "Махабхарата" в целом представляет собой подобного рода "беседу" как разновидность неравноправного диалога, когда на долю одного из участников — царя — приходится исключительно роль вопрошателя, лишь стимулирующего развитие повествования, тогда как другой — сказитель-сута (а в "Араньякапарве" — святой мудрец-риши) развертывает идеи, содержащиеся в вопросах собеседника (или вырастающие из ситуаций), в целостный рассказ по типу монолога, опирающийся на заданную "программу". Содержательная и формальная завершенность ответа заставляет порою забыть об исходном импуль- О композиции древнеиндийского эпического текста
139
се, послужившем основанием для развернутого и законченного по содержанию ответного высказывания. Как в сюжете о паломничестве, так и в "Беседах Маркандеи" имеет место именно такая, являющаяся основной для текста "Араньякапарвы" (и для "Махабхараты" как целого) форма словесной коммуникации, которая может рассматриваться как псевдодиалогическая .
Посланный богом Индрой с небес на землю святой мудрец Ломаша рассказывает эпическим героям истории, связанные с тем или иным царем, мудрецом, героем древности, в честь которого получила свое название или чьими подвигами прославлена данная тиртха: так, риши повествует о святом мудреце Агастье и асуре Ватапи (гл. 94 —97), о битве богов с асурами и сокрушении Индрой Вритры (гл. 98 —99), о том, как древний подвижник Чьявана Бхаргава добыл для Ашвинов право на долю сомы, заставив отступить самого Индру (гл. 121—125), и т.п. Эти сюжеты вводятся сообразно локальным ассоциациям с целью сообщить слушателям определенный набор мифологических сведений и преданий об "истории" паломнических святынь, популярных иногда и по сей день. Таким образом, для повествований риши Ломаши исходящего от слушателей словесного импульса не требуется, он избыточен; тему рассказа автоматически определяет очередная точка сакрального маршрута.
Беседы Маркандеи с Пандавами строятся совершенно иначе. Сама форма диалога, даже такого "сдвинутого" в сторону одного из участников, как это обычно для "Махабхараты", предполагает выбор темы вторым собеседником: царь Юдхиштхира — "заказчик" — предлагает тему "исполнителю" — Маркандее. Целый ряд историй Маркандея рассказывает действительно в ответ на прямые вопросы Юдхиштхиры: о прародителе человечества Ману и Брахме, спасшем его от потопа (гл. 185), о Кришне, первопричине сущего, о периодах космогонии — югах и вновь о потопе, знаменующем их завершение (гл. 186 —189), о рождении Сканды и его победе над асурой Махишей (гл. 213—221). Эти космогонические в основе своей сюжеты следует считать идейно-тематическим ядром повествования Маркандеи, и их мотивированность в данном контексте абсолютна уже потому, что их появление обусловлено "заказом" Юдхиштхиры. В других случаях Юдхиштхира указывает тему беседы лишь самым общим намеком, но содержащаяся в нем идея всегда крайне существенна с точки зрения эпоса, будь то величие и могущество брахманов (гл. 182, 190) или высокий удел женщины (гл. 196 — 197J .
Коротко упомянем о том, что в "Махабхарате" наряду с риши, богами и брахманами, т.е. лицами, причастными к миру "сакрального", сами эпические герои излагают события прошлого, а также предания, мифы и "теоретический" материал, и такая "качественная" смена повествователя нарушает единообразие оформления эпического сюжета. Социальный статус основных сказителей "Махабхараты", по данным самой эпопеи, также неоднороден: первое ее ис- 140 С.Л.Невелева
полнение связывается с именем брахмана-риши Вайшампая-ны, второе — суты (представителя кшатрийски ориентированного сословия) Уграшраваса. Лишенная хронологической последовательности смена исполнителей внутри эпического повествования, когда лицо "сакральное" передает слово героям-кшатриям, в какой-то степени моделирует исходную двойственность истоков древнеиндийской традиции словесности. Кажется достаточно обоснованным в этой связи высказанное P.H.Дандекаром предположение20 относительно того, что уже на раннем этапе развития словесного творчества происходит консолидация двух параллельных традиций словесности — сакрализованной, непосредственно связанной с мифо-ритуальной стороной культурной деятельности первобытнообщинного коллектива (традиция "мантра"), и условно "светской" с точки зрения функциональной направленности и формирования метода отражения действительности (традиция "сута"). Логично предположить, что между двумя этими традициями должны были изначально сложиться отношения взаимной корреляции.
