Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
И описанные в "Махабхарате" исполнения эпоса, и многочисленные словесные коммуникации Пандавов с представителями сферы "сакрального", служащие главным способом ввода инкорпорируемого материала, происходят перед весьма сходной по своему составу аудиторией, включающей брахманов разного ранга (от жрецов до лесных отшельников), а также приближенных царя и его семью. Центром слушающей аудитории в обоих случаях является царь, к которому и обращено повествование (Джанамеджая или Шауна-ка — для "Махабхараты", Юдхиштхира — для "Араньякапарвы"). И в том и в другом случае особо подчеркнута сакральность локально-временной обстановки: упомянутые в эпосе его исполнения связываются соответственно со змеиным жертвоприношением и двенадцатилетней саттрой; в паломничестве по тиртхам особо очевидна сакральность места, а в беседах Маркандеи — времени повествования: темная половина месяца картика и до сих пор отмечается в Индии празднествами в честь Шивы, исходно связанными с торжествами конца календарного года. Таким образом, традиция эпической словесности, как она представлена в "Араньякапарве", составом исполнителей и слушательской аудитории, фигурой царя, к которому обращено повествование, как центру этой аудитории, сакральностью места и времени обнаруживает общее типологическое подобие составу исполнителей, аудитории к обстановке описываемых в "Махабхарате" ее исполнений. Это обстоятельство открывает перспективу дальнейшего изучения композиционной инкорпорации в направлении возможного отражения в,этом приеме своего рода "структурной модели", воспроизводящей по крайней мере некоторые из наиболее существенных черт, присущих началу формирования древнеиндийской эпической традиции.
Мифологические партнеры героев по словесной коммуникации могут выступать в измененном облике: так, царь-ри-ши Нахуша принимает обличье удава, грозящего смертью О композиции древнеиндийского эпического текста
141
Бхимасене (гл. 1 75 — 1 78), а бог Дхарма предстает в виде журавля, а затем якши, якобы для умерщвления Пандавов (гл. 296 — 297). Смена облика сакральным партнером по словесному контакту может рассматриваться как одна из главных причин того, что сам контакт предстает в "обращенном" виде. Хтонические черты внешнего облика партнера героев и направленность его действий на нанесение им гибельного урона предполагают батальное завершение встречи, тогда как сущностная его характеристика (царь-риши, бог) предопределяет совершенно иной тип исхода коммуникации — испытание в диалоге, который несет яркий конфликтный заряд. Вопросо-ответная форма такого диалога (см. гл. 1 77 — 1 78 и 297) включает элементы философского диспута, обсуждение социально-этических тем, загадки с космогоническим смыслом21 и т.д. и в целом воспроизводит архаическую модель "словесного агона", ставкой которого является смерть проигравшего. Если Юдхиштхира не ответит на вопросы Нахуши-змея, то брат царя, Бхимасена, будет обречен на съедение удавом22 , и если тот же Юдхиштхира не отгадает загадок бога Дхармы, явившего временным умерщвлением Пандавов свою тождественность смертоносному Яме, то Дхарма не оживит братьев царя.
Диалоги-"испытания", следовательно, как по своей формальной структуре, так и по функциональному назначению в тексте сразу же должны быть отделены от доминирующего в "Махабхарате" типа бесед с описанными ранее характеристиками. Аналогичным образом в типологии посвятительного обряда разделяются два его основных звена — испытательное и просветительно-приобщающее. Но более важно другое соображение. Эпические беседы, во время которых мудрецы-риши "просвещают" Пандавов, ассоциируются с практикой брахманского религиозного посвящения, проводимого наставником-гуру, тогда как испытательные диалоги в ситуации смертельного конфликта героев с риши или божеством определенно воскрешают представления об архаической инициации с пронизывающей ее идеей смертельной опасности для посвящаемого23
Линия кауравов скупо разработана в "Араньякапарве" в силу общефольклорного закона "хронологической несовместимости"24, не допускающего наличия в сосредоточенном на Пандавах повествовании одновременно двух "театров действия". И если мы коснемся происходящего при дворе царя Дхритараштры, то только с целью уяснения функционального назначения бесед в эпическом тексте. Святой мудрец Вьяса рассказывает отцу ста братьев-кауравов, царю Дхри-тараштре (без выраженного пожелания с его стороны), о беседе Индры с праматерью коров Сурабхи (гл. 10), которая являет собой пример истинной родительской любви, особенно нежной, когда дитя слабо. Но безоглядная привязанность Дхритараштры к Дурьодхане порождена отнюдь не слабостью сына; его неправедность и злонамеренность отчетливо осознаются Дхритараштрой. Прямая, хотя и не оговоренная, мотивировка введения беседы Индры с Сурабхи дик- 142 С.Л.Нев&пева
туется не столько необходимостью иллюстрировать мысль, заключенную в основном повествовании (ту, что родительскому сердцу родной сын дороже всего), сколько стремлением подчеркнуть оппозиционный по отношению к ситуации "Дхритараштра — Дурьодхана" идейный настрой эпической традиции, который выражен в рассказе Вьясы четко сформулированным кредо: при равенстве отношения ко всем сыновьям любовной родительской снисходительности заслуживает тот, кто слаб, но отнюдь не тот, кто злонамерен.
