Литературоведение в Германии - Шипллер Ф.П.
Скачать (прямая ссылка):
78
1850 г. и не прекращающихся и поныне. С 185O г. народ в лучшем случае только терпят и с ним считаются лишь, когда власть имущие совершают свои объезды. Уже четверть века и речи нет об инициативе, о великих, отважных идеях, (которые могли бы зажечь массы. Вернее сказать, Германия, после великого отступления, превратилась в стадо, которое толпилось за национально-либеральным бараном^вожаком, а затем, когда отыскался смелый гусак (Бисмарк), выстроилось гуськом. Какая сочная и мощная литература была у нас с середины 30-х гг. по февраль 1848 г. Как очистили, например, авгиеву конюшню «Немецкие ежегодники»! «Mutatis mutandis» мы должны возвратиться к этой свежей, радостной полемике, сорвать маски с доктринерских лицемеров, сказать интеллигенции правду об их мнимых великих писателях, пожелать успеха горнорабочим в глубине шахт и очистить путь нравственной автономии. Какой толк в том, что мы находим недостатки в результатах и последствиях и хулим их, мы должны добраться до принципов и подрубить их корни». А эти корни составляла историография с ее апологией миссии Пруссии (работы Зибеля и Дройзена), с ее эволюционной философией — поповской реакцией, неошеллингианством, с ее вульгарным материализмом в естественных науках, с ее беспомощным, упрощенным реализмом Фрейтага и Шпильгагена в литературе, и «они», то есть группа старых демократов из «Die Wage», «непоколебимые» и «необратимые», призванные избавить народ от этой лжефилософии, лжеполитики и лжелитературы путем возрожу дения классической немецкой философии и литературы.
Интересно, на кого из классических философов и пи-
79
сате'лей опирались эти буржуазные демократы) Как видно по работам руководящих идеологов этого течения, они в области философии следовали, главным образом, за Кантом и Фихте, а в области литературы — за Лес-сингом и Шиллером. Весьма характерно, что эта группа не понимала революционной сущности гегелевской левой, а оценивала эту философию почти исключительно по с т а р о г е г е л ь я н с к о й школе, считала Гегеля виновником «эволюционной» теории. Младогегельянцы, бывшие воинствующие идеологи радикальной мелкой буржуазии, к этому времени почти все перебежали в лагерь Бисмарка (Б. Бауэр, Д. Штраус, А. Руге, А. Штар и др.). Примирившаяся буржуазия отказалась от учения Гегеля и в критических работах своих философов (Шопенгауэра, Тренделенбурга, Бахмана, Гайма, Гартмана и др.) третировала Гегеля — по выражению Маркса — как «дохлую собаку», а сама уповала на философию вульгарного материализма.
Этот поворот ярче всего выразился в книге «Гегель и его время» !Рудольфа Гайма, который сам еще воспитывался на младогегельянских идеях; теперь же, в 1857 г., он рассматривает философию Гегеля только как философию эпохи реставрации, называет ее «системой захвата чужой территории», «эстетизацией чистого мышления», «смешением мыслительной деятельности с религиозными настроениями» и сравнивает все учение Гегеля с большим торговым домом, обанкротившимся от того, что в данной отрасли торговли разразился кризис: современность очень далека от умозрения и интересуется только материальной выгодой. Как говорит другой ярый противник Гегеля этого времени, «беспощадный удар, нанесенный Гаймом (Гегелю), !произвел
80
впечатление бомбы, разорвавшейся в бочке с порохом, и закрепил в общественном мнении обвинительный приговор, вынесенный против Гегеля реалистическим ходом развития философии с середины столетия» \
Это был период, когда, по выражению Энгельса в «Л. Фейербахе», —. «интеллигентная Германия распрощалась с теорией, взявшись за практическую деятельность», и «по мере того ікак 'спекуляция, покидая кабинеты философов, воздвигала себе новый храм на бирже, интеллигентная Германия забывала великий теоретический интерес». «Что же касается,—продолжает Энгельс, — исторических наук, до философии включительно, то здесь вместе с классической философией совсем исчез старый дух ни перед чем не останавливающегося теоретического исследования».
Группа буржуазно-демократических интеллигентов Вейса — Якоби — Меринга противопоставляла этой философии вульгарного материализма, воздвигающей себе храм на бирже, старую немецкую классическую философию, но не Гегеля в его революционной левой, а Канта. Характерна в этом отношении позиция главного идеолога указанного течения, вождя его, Иоганна Якоби* (все группировавшиеся вокруг журнала «Die Wage» назывались обычно «якобитами»). В своей статье о*книге Гайма Якоби 2 очень слабо защищает Гегеля от нападок Гайма и только в конце статьи констатирует, что фило-
1 Dr. Moritz Brase h. «Philosophie und Politik», Studien uber Ferd. Lassalle und Joh. Jacoby. Leipzig (1889), стр. 91.
2 Johann Jacoby. Hegel und die Nachgeborenen в «Konigsberger Sonntagspost», herausgeg. von Julius Rupp, № 31 от 1 авг. 1858 г. Статья перепечатана в «Joh. Jacoby, Gesam. Schriften und Reden», 2. Teil. Hamburg.
Литературоведение в Германии
81
София, по Гегелю, есть «выражение своего времени в мышлении», теперь же произошло изменение форм мышления— философские идеи времени приняли практическую форму. В ,конечном итоге как Якоби, так и вся его (группа, в том числе и молодой Меринг, были эклектиками в философском отношении, «но, — пишет Браш,— Якоби как демократического политика, тянуло очень сильно к тому решению проблемы свободы, которое дано в высоко этическом идеализме Иммануила Канта»1. Эти «романтические идеалисты» были убеждены в том, что теперь настало'время осуществить идеал «свободного человечества» Канта. Ярче всего эта идея выражена в речи Якоби «Кант и Лессинг», произнесенной им 22 апреля 1859 г. по поводу столетия рождения Канта. Последующие за Кантом поколения не смогли осуществить его идеалы, классики и романтики все больше и больше отходили от него. Очевидно, идеалы эти не могут быть достигнуты гениальным поэтически M творчеством и р е ч а ми. Выявляется серьезное значение политической ж и з н и. Современность— такая же эпоха критики и просвещения, как конец XVIII века, но на более высокой ступени развития. Неудовлетворенные современной философией и литературой, мы обращаем свои взоры назад, к прошлому и ищем для нашей борьбы за свободу подходящих борцов. «И,—(восклицает Якоби,—• кто более пригоден для этого, кто может быть для нас более желанным, чем Кант и Лессинг? Отсюда теперешнее возвращение к обоим» 2. Подобно тому, как в области философии «якобиты»
