Литературоведение в Германии - Шипллер Ф.П.
Скачать (прямая ссылка):
Понятие классицизма у Меринга таким образом покрывается понятием наивысшего расцвета литературы класса, а этот расцвет (до рабочего класса) наступает именно тогда, когда класс экономически и политически еще недостаточно силен, чтобы занимать своих идеологов на другом поприще.
«Подобно тому, — пишет он, — как мы изучаем французскую историю XVIII века по сочинениям Дидро, Вольтера, Руссо и немецкую истооию того же времени по сочинениям Лессинга, Гете и Шиллера,— мы можем изучать русскую историю XTX века по сочинениям Белинского, Достоевского, и Толстого. Самая богатая жизнь постоянно даруется литературе, когда экономика и политика еще не достигли совершеннолетия и не могут вызвать исторического переворота, заявляющего о себе сотнями языков. Это ее «классическая» эпоха2.
1 Там же, Bd. 2. 1929, стр. 104.
2 Там же, стр. 353.
55
Несмотря на то, что Меринг большинство своих литературных работ посвятил именно немецкому классицизму, им все же не вскрыта до последовательного конца та диференциация, которая фактически заключается в этой эпохе, особенно же эволюция от рационалистического просвещения Лессинга через сентиментализм «бури и натиска» к классицизму Гете и Шиллера. Мы не говорим уже о том, что это развитие немецкого классицизма от Лессинга к позднему Гете представляет собой различные этапы развития немецкого бюргерства как восходящего класса и что отдельные его представители принадлежали к разным группировкам внутри «третьего сословия» и проделали эту эволюцию различными путями. Меринг где-то упоминает, что Гете был представителем среднего, а Шиллер представителем мелкого бюргерства; но каким образом эта социальная диференциация проявилась конкретно в их творчестве, он не указывает. А между тем мы имеем в развитии немецкой бюргерской идеологии именно эти две более или менее четкие линии. С одной стороны, Гете в литературе и естественных науках и Гегель в философии являют нам эмансипацию общеевропейской буржуазной мысли в специфических тогдашних немецких условиях: это, если прибегнуть к исторической аналогии, — Жиронда в немецкой идеологии. Нас не должны при этом вводить в заблуждение некоторые произведения Гете, направленные против Великой французской революции, как то :«Ученик чародея», «Гражданский генерал» или «Герман и Доротея». Нужно брать не отдельные элементы творчества Гете, а «den ganzen Kerl» Конечно, Гете был против якобинского террора; но и жирондисты были против него. Конечно, Гете шел на примирение с фео-
56
дализмом, но в то же время он великолепно разбирался в происходящих во Франции событиях, и если он в период, когда германская реакция и ее идеологи, дворянские романтики, считали Наполеона, чуть ли не антихристом, создал культ великого корсиканца, то это ничуть не объясняется какими-то личными качествами Наполеона, а тем, что Гете видел в нем именно воплощение жирондистских идей французской революции.
Иначе дело обстояло с Шиллером. Являясь в своих драмах периода «бури и натиска» писателем) немецкой мелкой буржуазии, он также, вследствие слабого развития класса бюргерства, пошел на компромисс с абсолютизмом. И если в философии Гете приблизитель-но# соответствует Гегель, то Шиллеру — Фихте. Гете и Гегель, как идеологи средней буржуазии (крупной тогда в Германии еще не существовало) и представители общеевропейской линии развития буржуазии, с одной стороны, Шиллер и Фихте, как идеологи мелкой буржуазии, с другой — вот как, по нашему мнению, необходимо социально диференцировать то, что принято называть классической немецкой литературой и философией. Опять подчеркиваем: как Гете, так и Шиллер,— которым, как передовым идеологам этих двух слоев тогдашнего бюргерства, при бессилии их класса в (конкретной обстановке французской оккупации не на кого было опереться, — пошли на компромисс с абсолютизмом. Но отразилась ли указанная диференциация Гете и Шиллера в этом «приспособлении»? Конечно, отразилась. Какими надрывами, внутренней ломкой и трудностями это «приспособление» сопровождалось у Шиллера по сравнению с ровным «примирением» олимпийца Гете! Это «примирение» с немецким княжеским абсолютизмом на-
57
дожило свою печать на творчество Гете и Шиллера, но не меняет его буржуазной сущности. И Меринг прав, когда он рассматривает классицизм Гете и Шиллера именно как наивысший расцвет немецкой буржуазной литературы.
4
Интересны попытки Меринга выявить противоречия, которые имеются в так называемой «романтической школе». Мы уже выше указали на то, что Меринг часто исходил из литературного течения или школы, не давая себе достаточного отчета в классовом содержании этого течения. Романтизм он рассматривал как единое литературное течение, сперва буржуазное, а впоследствии, благодаря стечению ряда обстоятельств, превратившееся в «двойственное».
«Когда меч чужеземного завоевания совершил то, что бюргерские классы в Германии не могли сделать собственными силами, когда наполеоновское чужеземное владычество удалило худший мусор с немецкой почвы, чтобы самому невыносимой тяжестью лечь на все классы нации, тогда романтическое творчество отразило странно двойственное положение вещей. Национальные и социальные интересы бюргерства вступили в непримиримое противоречие; этот класс не мог свергнуть иностранное иго без того, чтобы иго в его собственной стране не придавило его еще тяжелее. Напрасно старались Шлеге-ли и Тики, выразители чаяний романтизма, перебросить с помощью вымученной гениальности и знаменитой «иронии» головокружительный мост через эту зияющую пропасть; напрасно искали они в литературе всех времен
