Экология культуры Востока - Багратион-Мухранели И.Л.
Скачать (прямая ссылка):
2 Jolly J. Das erste Buch des KautilIya Arthasastra. - ZDMG 74, Leipzig, 1920, S.348.
3 Sanskrit-Worterbuch in kurzerer Fassung. Bearbeitet von Otto Bohtlingk. St. Petersburg, 1884, s.v.
4 Cp. у Ману о подлинном (satya) рождении (11.148).
79
Ломоносовские чтения. Востоковедение
VIII.83), сатъя - это то, что очищает манас (дух, сердце, душу, разум и пр.) (manah satyena sudhyati - Ману V.109) и т.д.
Во многих контекстах сатъя оказывается, если не эквивалентна дхарме, то, по крайней мере, тесно связана с ней по смыслу. Сатъя - причина возрастания дхармы (dharmah satyena vardhate - Ману VIII. 83); критаюга отличалась полнотой и «чет-вероногостью» и дхармы, и сатъи (catuspat sakalo dharmah satyam ca-eva krte yuge - Ману 1.81), сатъя- основание дхармы (Нарада 1.11). Толкование же слова дхарма далеко от всего, что связано с этикой в нашем понимании. Именно специфика представлений о дхарме в индийской культуре лишний раз подчеркивает относительность всякой этики: то, что дхармично для представителей одной варны, может рассматриваться как тяжкий грех для принадлежащих к варне иной.
Так связана ли сатъя, которую должен говорить царь, с честностью, или же это не более чем плод нашего воображения? Склоняться к последнему заставляет общий характер требований, предъявляемых царю древнеиндийскими сочинениями «политического толка». Все эти требования крайне далеки от этических соображений. Известно, что представители различных учений уже древней Индии неоднократно «выступали» с осуждением моральных принципов политической теории, в основе которой лежит, скорее, идея выгоды (артхи), нежели какие-то общечеловеческие соображения1. Трудно себе представить, что традиция, допускающая ради благоденствия царства любые средства - обман, хитрость и даже убийство, будет так уж настаивать на честности царя. Возможно, мы стремимся найти «высокий моральный облик» правителя там, где его не только нет, но даже и быть не может?
Тема сатъи присутствует и в текстах брахманической прозы. Контексты употребления этого слова в «Шатапатха-брахмане» подробно рассматривал В.Н. Романов2. Отправной точкой для его
1 Вигасин А.А., Самозванцев А.М. Артхашастра. Проблемы социальной структуры и права. М. 1984, с.27
2 Романов В.Н. Культура древней Индии: что значит говорить сатью? -Историческое развитие культуры. Психолого-типологический аспект. М.2003, сс. 207-234
80
История Востока
исследования явился обет, который принимает жертвователь (яд-жамана) перед совершением ритуала: «говорить во время предстоящего полнолунного обряда одну только сатъю»1. Ситуация с переводами и толкованиями данного контекста и всех ему подобных, по наблюдению автора исследования, обстоит также, как и в рассмотренных случаях: сатъя обыкновенно переводится как «правда» (Wahrheit, truth), а составляющая ей оппозицию анрита, соответственно, передается как «ложь» (Unwahrheit, untruth).
Итогом исследования В.Н. Романова является отождествление сатъи, которую должен говорит яджамана, с сакральным словом, мантрой, а анриты -со словом мирским. По наблюдениям исследователя, сатъя в контексте яджны (жертвоприношения) это то, что «непременно сбывается»2. В этом смысле полный отказ от анриты являлся гарантом действенности совершаемого ритуала, а «мантра и яджна <...> оказывались, в конечном счете, синонимами»3. Более того, как замечает автор, мы сталкиваемся с парадоксальным требованием полного отказа от мирского слова и за пределами яджны. Следовательно, для яджаманы необходимость говорить сатъю распространяется и на всю повседневную жизнь4.
Хорошо известно, что в индийской традиции деятельность царя рассматривалась как семантически подобная действиям яджаманы. Подтверждения тому мы при желании обнаружим в самых разных памятниках древнеиндийской литературы. Достаточно вспомнить хорошо известный пассаж из «Артхашастры» Каутильи (КА 1.19.33), в котором царствование буквально отождествляется с жертвенным ритуалом (rajno hi vratam utthanam yajnah karyanusasanam daksina vrttisamyam tu dlksa tasyabhisecanam). В этом же ключе понимаются и все действия правителя: его указания-жертвоприношение {яджна), помазание {абхишека) - очищение жертвователя {дикша) и пр. Надо полагать, и те качества, которыми должен обладать настоящий царь будут эквивалентны скорее тем, которые присущи яджа-мане, нежели тем, которыми отличается «честный человек».
1 Романов В.Н. Ук.соч., с.209
2 Романов В.Н. Ук.соч., с.218.
3 Романов В.Н. Ук.соч., с.234
4 Романов В.Н. Ук.соч., с.227.
81
Ломоносовские чтения. Востоковедение
Овсянников Н.В. Период Кацура-Сайондзи в становлении политической системы «Демократия Тайсё»
1. При самом беглом знакомстве с внутренней политикой Японии конца 19 - начала 20 века, не может не привлекать внимание тот факт, что с 1901 по 1913 гг. пост премьер-министра поочерёдно занимали два политических деятеля Кацура Таро и Сайондзи Киммоти. Особенность этого чередования поста премьера заключается не только и не столько в резком контрасте характеров и политических взглядов Кацура и Сайондзи, сколько тем, что они представляли антагонистические политические силы: Кацура был одним из лидеров т.наз. клановой олигархии хамбацу, а Сайондзи был председателем крупнейшей политической партии Сэйюкай. Т.е. период кабинетов Кацура и Сайондзи предстаёт перед нами как чередование власти между хамбацу и политической партией и резко выделяется на фоне предыдущей политической истории Мэйдзи. В японской историографии этот период также занимает особое место и именуется «Кэйэн дзидай», т.е. периодом Кацура и Сайондзи. Хронологическая близость «Кэйэн дзидай» с периодом «Демократии Тайсё» («Тайсё дэмокурасии») наводит на мысли о возможной взаимосвязи этих двух явлений. Отсутствие каких-либо отечественных исследований по этой проблематике делает данную тему заслуживающей внимания.
