Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
гречески, трюгеет; но этот плод оказывается невестой, как и он — женихом, и как весь обряд собирания жатвы — браком, т.е. производительным актом.
В одной из немецких сказок говорится о трех женщинах, которые были превращены в цветы и росли на поле. Но одна из них еще имела способность уходить на ночь домой, к мужу. И вот однажды он приходит на поле и срывает свою жену-цветок. После этого она уже навсегда остается женщиной18. Срывать цветы удовольствия — метафора, бытующая до сих пор; такие выражения, как "плод любви" или "цветы наслаждения", произошли из тех же земледельческих представлений, что и женитьба Трюгея.
Тот луг, на котором срывает цветы Персефона перед браком или Европа перед похищением ее Зевсом (Mocx) — и есть то самое поле, которое жнет Трюгей в день своей свадьбы19. Невеста Трюгея — смоква или виноградная лоза в обоих смыслах, аграрном и любовном; у более поздних писателей, когда земледельческий характер образа стерт совершенно, метафора приобретает отвлеченное любовное значение, значение поэтического сравнения. В одном византийском (так называемом греческом) романе юноша, обнимавший и целовавший свою возлюбленную, говорит о ней так: "Всю обвил я девушку, как лозу виноградную, и, выдавливая устами несозревшие грозди, течь заставлял нектар в губы, так, словно это выжимали эроты; и пальцами жал я, и губами я пил, чтобы все, как в чан для вина, в душу мою выжалось мне из сладкого сока: так ненасытен я, виноградарь"20 Этот виноградарь, Трюгей, означает здесь любовника; его возлюбленная — виноградная гроздь, вино которой он пьет. Аристофановский юноша из "Плутоса", отказавшийся от влюбленной в него старухи, не хотел выжимать это старое, заплесневелое, вино, трюке. Герой византийского романа выжимает из винограда сок, а Трюгей жнет виноград и смоквы: вино входит в фольклор в виде метафоры брака21, а опьянение связывается с оргиастическими культами, и не потому, что в известные моменты принято пить и веселиться, не потому, что опьянение вызывает экстаз, а только потому, что вино как образ, равнозначный оплодотворению, в мышлении земледельцев сопутствует тождественному эротическому образу.
4
Как бы Аристофан ни пародировал миф, мифологические Увязки внутри его комедийных сюжетов остаются в нетронутом виде. Трюгей в силу строгой семантической закономерности оказывается и спасителем: в ликовании хор земледельцев приветствует Трюгея за то, что он приносит на землю Мир, освобождая его (ее) из оков Войны и спуская с небес для благоденствия людей, и в гимне, обращенном к Трюгею, хор называет его "спасителем всего человеческого рода", "спасителем священного города", и 15я 228 О.М. Фрейденберг
Трюгей сам относится к себе как к спасителю Эллады22. В земледельческом культе аграрно-эротическая значимость вина и спасения сливаются23; эсхатологические боги умираний и воскресений, спасители, обновители мира, олицетворения виноградной лозы и вина, легко и понятно обращаются в "виноградных" и "винных" богов (как Дионис, Христос). Когда кор в ликовании восхваляет Трюгея, тот отвечает: "Во время жатвы урожая вы еще больше узнаете, кто я". Хор дает реплику: "Уже и теперь явен ты: ибо рожден спасителем всех людей". "Это ты скажешь, — прибавляет Трюгей, — когда выпьешь большую чарку молодого вина"21* Здесь старая культовая норма наполнена новым, бытовым содержанием; но мифологический привкус здесь тем сильней, что во всем пассаже Аристофан пародирует именно гимн к спасителю, к сотеру "священного города"25, и пародия проходит через архаическую лексику хора, через высокопарность реплик между хором и Трюгеем, поданную в приемах снижения и сатиры. В свадебной колядке, которая поется Трюгею на поле, дан параллелизм таких пожеланий: богатства, Плутоса; хорошего хлебного урожая; обильного вина, смокв; и деторождений26 Все эти свойства имеются у Трюгея как спасителя человеческого рода27; его невеста — смоква и виноград, мать с Плутосом на руках, одна из Гор, цветущая богиня плодов20. Аграрная значимость Эйрены подчеркивает в ней и эротическую сторону. Хор земледельцев, обращаясь к ней с молитвой, называет ее "владычицей хоров, владычицей браков"2' Но еще любопытней, что эти земледельцы называют себя ее любовниками: они просят, чтоб она не вела себя, как распутная женщина, и не делала с ними того, что делает обычно в таких случаях та30 Отрицательное сравнение, псевдо-аллегоризм — это черты аристофановского переосмысления; за ними лежат представления, искони связанные с богиней производительности, матерью и блудницей одновременно .
В греческом языке возлияние и мирный договор обозначались одним и тем же термином женского рода; в аристо-фановских "Всадниках" мирный договор — вино изображается в виде гетер31 .
У Аристофана Опора и Феория являются женщинами легкого поведения32, да и в быту Опора было именем греческих куртизанок . Что до Феории, то она, как можно судить по Гезихию, Поллуксу и надписям, принадлежала к разряду божеств, связанных с едой и пиром; в надписях ее имя отождествлялось с названиями общественной едызц Это двойник Эйрены и Опоры; у Аристофана Эйрена тоже связана с едой маслин, чернослива, изюма, варенья, с питьем виноградного сока35
