Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятках - Роханский Л.Ш.
Скачать (прямая ссылка):
раз богам, которые в виде людей и аллегорий являются действующими лицами данной комедии. Трюгей восхваляет и другую разновидность Гор, Феорию, от которой, по его словам, пахнет этой же Опорой, угощеньем, Дионисиями, трагедиями, песнями Софокла, дроздами, стишками Еврипи-да, плющом, точилом, блеяньем овец, женщинами, идущими на поле, опрокинутой кружкой, пьяной рабой и многими другими хорошими вещами6. Наконец, и хор приветствует Эйрену. "Ты, о желанная, — говорит он ей, - ты — величайшая выгода для всех, кто ведет земледельческий образ жизни, и ты лишь одна нужна нам. Много мы некогда страдали по тебе, сладостная, дешевая и милая, — ибо ты для земледельцев — пшеничная похлебка и спасение. Виноградные грозди, молодые смоквы и все, что только есть расти тельного, улыбнется тебе, радостно тебя принимая"7.
У Аристофана, пародирующего традицию, культовая лексика перемешивается с юмористически-бытовой; так, мир носит эпитет "дешевого", потому что эпитетом войны являлось "расточительная". Однако, несмотря на эту пародийность и на переосмысление традиционного содержания, земледельческая семантика Эйрены ощутительна и здесь. То, что мир назван "пшеничной похлебкой" (вареной пшени цей, хїбра.) и "спасением", дает параллелизм, который дале ко не случаен8. Эйрена в заключение еще первого гимна была названа "спасением" и "величайшей из всех богинь и любо-винограднейшей", совсем в духе Опоры9; но самое лю бопытное, что в этом втором гимне ей как подлинной Опоре посылают улыбку радости те же виноградные грозди, те же смоквы и вся, какая есть на земле, растительность. Эта улыбка растительности — образ до-аристофановский, относящийся к тому же кругу представлений, которые давно привлекали внимание ученых. Связь улыбки и оплодотво рения, смеха и рождения создана земледельческой метафо-ристикой. Сюда относится и пассаж из Лейденского папиру са: "Расцвела земля от света твоего, и плоды принесла растительность от улыбки твоей"; и семантика "Гелиосова смеха", и оракул Сивиллы идет сюда же: "Полетела к рожденному Младенцу радостная земля, небесный улыбнулся престол, и возликовала вселенная"10. Улыбка винограда и смокв обращена к Миру как к Осенней жатве: она означает рождение плода из чрева матери, женщина ли это или земля. Так, ей улыбаются новые, молодые смоквы, но священный брак в конце комедии говорит о том, что мир и жатва рас пространяются на всю природу и на людей. Замечателен в этом отношении гименей, который поется на свадьбе Трю-гея и Опоры. Здесь два мотива: один — в колядке, где призывается обилие ячменя, смокв, вина и деторождения; другой — в самом гименее, где невеста метафоризируется как смоква, жених — как собиратель, как жнец спелых пло дов11. Игра слов в этом месте непередаваемая. Трюгей — жнец, и хор поет "пожнем ее, пожнем ее", т.е. смокву, но в то же время и невесту ("отрюгеем ее, отрюгеем ее") что значит "соберем плод" в смысле женского начала, жен 15 Зак. 493 226 О.М. Фрейденберг
ской производительной силы, — иначе, "оплодотворим ее". Самая песнь в честь смоквы двусмысленна, и под смоквой понимается совсем другое12. Жених отвечает присказкой: "Это ты сможешь сказать после еды и хорошей выпивки"13 Итак, есть смокву, пить вино — имеет здесь двоякое метафорическое значение, которое с ними разделяет и "собирать жатву". С сюжетной точки зрения этот жених, празднующий свою свадьбу на поле1Ц, дан как собиратель жатвы осенних плодов, а невеста — как осенний плод. Но ведь таковы они и номенклатурно, и имя героини — Опора, имя героя — Трюгей. В мифологическом сюжете имена действующих лиц семантически однозначны сюжетным мотивам; и если б Опора так и не называлась или если б Трюгей назывался иначе, все равно героиня оставалась бы разновидностью Эйрены, богини плодородия, а герой был бы ее парным соответствием, олицетворяющим плодородие мужское.
3
Игра слов вина и плода в "Мире", еды-жатвы-соединения, основанная на имени Трюгей, названии молодого вина, тпрюкс (род.п. трюгос), и глагола, означающего жать, трю-гейн, восходит к древнему бытию комедии, к трюгедии, и имеет у Аристофана свой законный смысл1 . Такая же игра значений у него и в "Плутосе". Там Хремил спрашивает юношу, который отказывается, разбогатев, быть на содержании у влюбленной в него старухи: "Однако, раз уже ты считал возможным пить самое вино, так тебе нужно допивать его вместе с осадком [трюга)". — "Да, — отвечает юноша, — но ведь осадок на самом-то деле старый и заплесневелый". — "Ничего", — говорит первый и прибавляет двусмысленность16. Все эти остроты состоят из терминов, связанных с виноделием, но применимых и к плодородию; в поэтике речи у Аристофана самые двусмысленности подсказаны исконным двойственно-единичным смыслом земледельческого образа, но этот смысл давно забыт и Аристофаном, так сказать, переосмыслен; его пикантность в том, что ему заново придается то самое значение, которое у него и было с самого начала, — лишь в новой установке. Итак, в этом пассаже женщина уподобляется вину, производительный акт — выжиманию, процеживанию, питью. Эта же центральная метафора развертывается в виде сюжета и в "Мире". До, что его героем является именно собирающий жатву, именно Трюгей, глубоко знаменательно. Когда его приветствует хор односельчан-земледельцев, он отвечает: "Во время жатвы (глагол трюгеть) вы узнаете еще больше, кто я"17. Здесь дан двоякий смысл: Трюгея оценят во время жатвы, потому что он способствовал миру и процветанию спокойного земледельческого труда, — но природу Трюгея можно узнать во время "трюгения" (жатвы), так как трюгей и щрюгение являются олицетворением один другого. Оттого-то Трюгей изображается в свадебном гимне в виде того, кто пожинает, кто срывает зрелый плод, кто, по- "Эйрена" Аристофана 227
