Муза и мамона - Аникин А.В.
Скачать (прямая ссылка):
Помимо «Пиковой дамы», мы не находим у Пушкина сколько-нибудь развитой разработки сюжета о быстром обогащении. Но не забудем, что ведь Пушкин дал Гоголю сюжет «Мертвых душ». Чичиковский способ обогащения позволил Гоголю развернуть колоссальную панораму крепостной, помещичьей и чиновной России 30-х годов. Согласно свидетельству современника, который был знаком с обоими писателями, эта идея возникла в уме Пушкина еще во время его пребывания в Новорос-сии 15. Может быть, от Пушкина идет и «план» гоголевского героя переселять купленных на вывод душ в Херсонскую губернию? На самом деле Чичиков, как известно, намеревался заложить купленные души, т. е. получить под заклад якобы живых душ, купленных по дешевке, большую денежную ссуду.
Заклад помещичьих имений и крепостных душ появился в России в конце XVIII века, но пышным цветом расцвел при жизни Пушкина. Дворяне нуждались в деньгах для подобающей жизни в столицах, для покупки дорогих предметов роскоши, для заграничных путешествий, для обучения детей. Между тем крепостное хозяйство давало недостаточно дохода, и выжимать его из нищих крестьян становилось все труднее.
В повести «Барышня-крестьянка», действие которой происходит, очевидно, в 10-х годах, «настоящий русский барин» Муромский, промотавший в Москве большую часть своего имения, умудрялся и живя в деревне делать долги. Несмотря на это, он «почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунский совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым» (V, 83). Это писалось в 1830 году, когда сам Пушкин готовился заложить свое имение. За 20 — 25 лет заклад душ и земель стал обычнейшим делом. Задолженность русского дворянства росла как снежный ком.
108 Эту кредитную вакханалию и надеется использовать в своих интересах гоголевский Чичиков. Он планирует и начинает осуществлять мошенничество, мотивы и масштабы которого соответствуют уже, так сказать, новой, капиталистической эпохе, а способ еще коренится в феодально-крепостнической системе.
Среди записей, которые Пушкин делал в 1834 — 1836 годах под данным им самим английским заголовком «Table-talk» («Застольные разговоры»), имеется миниатюрный рассказ о В. А. Дурове, городничем в Ела-буге. Рассказ записан 8 октября 1835 года и связан с полученным от Дурова письмом, в котором тот предлагал Пушкину издать записки его сестры, знаменитой кавалерист-девицы.
Рассказ Пушкина полон юмора и любопытства к странностям человеческой природы. Он познакомился с Дуровым в 1829 году на Кавказских водах, при возвращении из поездки в Арзерум. Дуров проигрался в карты, и Пушкин довез его до Москвы в своей коляске. Далее интересующая нас деталь: «Дуров помешан был на одном пункте: ему непременно хотелось иметь сто тысяч рублей. Всевозможные способы достать их были им придуманы и передуманы. Иногда ночью в дороге он будил меня вопросом: «Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! как бы, думаете вы, достать мне сто тысяч?» Однажды сказал я ему, что на его месте, если уж сто тысяч были необходимы для моего спокойствия и благополучия, то я бы их украл» (VII, 186).
Дуров хладнокровно рассматривает способы украсть сто тысяч и отвергает их как неудобные. На иронический совет просить денег у государя он отвечает, что он делал это, но не получил ответа. Тогда Пушкин высказывает мысль, не обратиться ли к Ротшильду. Дуров отвечает, что думал и об этом, но не знает, как изложить просьбу, чтобы она позабавила банкира и заставила его раскошелиться. Думает, наконец, Дуров и о том, чтобы воззвать к английской нации, надеясь на любовь англичан к парадоксам.
Самому Пушкину сто тысяч были дозарезу нужны в эти годы. В письме жене из Болдина в сентябре 1834 года у него вырывается: «Ох! кабы у меня было 100 ООО! как бы я все это уладил (...)» (X, 201). Ту же самую сумму мы встречаем в черновике французского письма Бенкендорфу (апрель —май 1835 года): «Чтобы уплатить все мои долги и иметь возможность жить, устроить
109 дела моей семьи и наконец без помех и хлопот предаться своим историческим работам и своим занятиям, мне было бы достаточно получить взаймы 100 ООО р. Но в России это невозможно» (X, 223, подлинник по-французски). Через несколько месяцев тому же адресату он объясняет, что неразвитость кредита в России и отсутствие четких законов об обеспечении ссуд не позволяют ему надеяться найти заимодавца (X, 231).
Можно думать, что в заметке о Дурове подсознательно отразились эти финансовые тиски, не отпускавшие Пушкина до самой смерти. Но в ней нет и следа тяжелых раздумий о судьбе его разраставшейся семьи, которые одолевали поэта. Здесь видна черта пушкинского творчества, которую так усиленно подчеркивал и пристально исследовал В. В. Вересаев, которая даже отразилась в заглавии его книги — «В двух планах», — разрыв, отсутствие прямого соответствия между биографическими фактами и сочинениями. В этой идее много справедливого, но многое может вызвать и вызывало возраже-ния ,6.
Многозначительно имя парижского банкира Ротшильда в заметке Пушкина. Позволительно думать, что он включил его в свое воспоминание о 1829 годе задним числом: ведь это художественное произведение, а отнюдь не документальная запись. Именно в 1835 году это имя звучало так актуально для него. Оно появляется еще в одном эпизоде из «Table-talk», где банкирский дом Ротшильдов сопоставляется с французским королевским домом Бурбонов.
