Михаил Бакунин и «польская интрига - Борисёнок Ю.А.
ISBN 5-8243-0208-1
Скачать (прямая ссылка):
В марте 1849 г. Бакунин приезжает в Дрезден, где поселяется на квартире у знакомого польского эмигранта М.Т.Дембиньского.
264
Дембиньский (1803—1873 гг.) являлся одним из первых членов ПДО, с Бакуниным был знаком еще по Парижу, а в 1848— 1849 гг. вел активную эмиссарскую деятельность в Дрездене и Вроцлаве. Ю.М.Стеклов справедливо указывал на возможность их встреч во Вроцлаве в 1848 г., что происходило, вероятно, при участии Зенковича и людей Дзвонковского (Клоп-фляйш тем не менее не упоминает его в числе посетителей вдовы Пех)202. Дембиньский был старым другом Хельтмана, которого знал еще по Союзу свободных поляков, руководимому Хельтманом в Варшаве в 1820—1821 годах203.
Весьма сомнительны заверения Бакунина в «случайности» его «положительных контактов» с поляками в марте 1849 г. Более вероятно наличие давних связей с польскими деятелями, в том числе с Дембиньским, Зенковичем, Хельтманом, Кшижановским, через агентурную сеть, руководимую Дзвонковским. Хельтман прибыл в столицу Франции 9 марта, а его спутник задержался в Дрездене, где «совершенно случайно» встретился с Бакуниным, известным ему по Брюсселю с конца 1847 года. Александр Кшижановский (1825—1894 года), несмотря на молодость, принадлежал к числу главных эмиссаров ПДО в крае. По словам Бакунина, Кшижановский заявил ему, что «ни он, ни друг его Хельтман, с которым он жил вместе в Галиции, никогда не верили пустым слухам, везде и всегда им противоречили, и что напротив оба желали моего приезда в Галицию, где я мог быть им полезен, и даже собирались писать ко мне, но не знали моего адреса»204.
Это место «Исповеди», если учесть прежние связи Бакунина с Хельтманом, обладавшим значительным конспиративным опытом и совместно действовавшим в 1843—1846 гг. со многими поляками, впоследствии близко знавшими Бакунина (Либельтом, Бервиньским, Дзвонковским), позволяет предположить, что Бакунин был осведомлен о позиции Хельтмана и Кшижановского задолго до марта 1849 г. и поддерживал с ними определенные связи.
Крайне ненадежный источник — донесения «польского друга» III Отделения Яна Бзовского посланнику в Карлсруэ Озерову — содержит утверждения о намерении Бакунина приехать во Львов, чтобы произвести «восстание в южных губерниях России, а именно в Подолии и на Волыни, через по-
265
средство эмиссаров, имеющих пробраться туда через Сербию и княжества Молдавии и Валахии»205. При всех фантастических подробностях в этих сообщениях присутствовала и реальная основа — дошедшие до Бзовского в существенно искаженном виде сведения о польских контактах Бакунина.
Бакунин и Кшижановский были едины во взглядах на необходимость восстания в Чехии при активной помощи польских и немецких демократов. Бакунин посвятил эмиссара ПДО в свои практические дела в Чехии, причем «гораздо подробнее и интимнее, чем можно заключить из «Исповеди»206. Непосредственным следствием этих контактов была договоренность по трем пунктам: 1) о приезде двух эмиссаров Централизации для участия в подготовке восстания и работы в Центральном общеславянском комитете, который будет создан после начала восстания; 2) о помощи Централизации в доставке польских офицеров и установлении постоянных отношений с венграми во главе с Телеки и Л.Кошутом; 3) о создании в Дрездене германо-славянского комитета «для проведения в связь богемских революционных приготовлений с саксонскими»207.
С этой целью Кшижановский отправился в Париж, где в марте 1849 г. был создан «Всеобщий демократический союз», программа которого была основана на стремлении соединить славян и немцев в рамках тайной организации карбонарского типа (разделение на национальные и интернациональные секции)208. Программа союза была очень близка тогдашним воззрениям Бакунина, включая его план восстания в Чехии, предполагавший широкое участие в нем тайного общества, разделенного на три абсолютно автономные части, «подчиненные строгой иерархии и безусловной дисциплине», с тщательным подбором участников движения, во главе которого должен был стать ЦК из 3—5 человек 209.
Бакунин с полученным от Кшижановского английским паспортом на имя Андерсона в конце марта выехал в Прагу, где обнаружил «полное отсутствие серьезных революционных приготовлений»: «Большинство чешских и немецких демократов были заражены страстью к клубам и верою в действительность пустой болтовни»210. Тем не менее обстановка в Праге, по мнению Бакунина, была благоприятной для рево-
266
люции. Из поляков, находившихся тогда в чешской столице, ряд источников выделяет генерала Ю.Дверницкого, который, по утверждению К.Сабины, сделанному через 20 лет после описываемых событий, имел паспорт на имя домашнего учителя Крашевского и даже читал в «Славянской липе» лекции о польской драме211.
Этот вопрос возник и в ходе австрийского следствия по делу Бакунина: он показал, что знал об этом по разным источникам: от Геймбергера и от других лиц, «не бывших с Гейм-бергером ни в какой связи»212, поручив Г.Страке выяснить обстоятельства дела. В показании перед австрийским судом 17 апреля 1851 г. Бакунин утверждал, что никаких сведений от Страки на этот счет он не получал. Исследователь деятельности Дверницкого У.Венцель-Калембкова вообще не упоминает ни о чем подобном: по ее данным, после торжественного въезда во Львов 70-летний генерал целиком погрузился в личные заботы, не выезжая никуда и тем более с «учено-филологическими» лекциями213.
