Джироламо Кардано - Гутер Р.С.
Скачать (прямая ссылка):
Под силу ли столь величественная программа гомо сапиенсу и достоин ли он столь великой цели?
Для Кардано, разделявшего гуманистические концепции эпохи Возрождения, провозгласившие право человека на удовлетворение земных потребностей, ответ мог быть только один: да, достоин! Ибо человек несет в себе огромные и скрытые запасы гениальности, энергии и творческой изобретательности. «Нет ничего более удивительного, чем то, что мы создаем в мраморе, в гипсе, на холсте или на бумаге человека, живого или умершего»,— пишет Кардано, современник великих мастеров искусства Возрождения. Не божественное предопределение, не вмешательство сверхъестественных сил и чудесное озарение, а естественные стремления и упорный труд вознесли человека на трон Царя Природы. «Медицина,
137
философия, геометрия, печатное дело, машины и все то, что есть славного в человеке, выдумано благодаря людской предприимчивости».
Однако меланхолия, часто одолевавшая Кардано, горький жизненный опыт да тяжкий груз житейских, сословных и иных предрассудков исторгали из него и другие слова о человеке. Так, он в книге «О тонких материях» отказывал в человечности... горбатым, поскольку они-де «особенно порочны, так как ошибка природы огрубляет их сердца», слепым и косоглазым, ибо и здесь якобы «природа согрешила раньше рассудка», и, наконец, незаконнорожденным из-за их «низкого положения» и «низкого происхождения». Он весьма охотно видел в человеке лишь непрерывно работающую машину или, как говорил Данте,— «презренный «мешок, перемалывающий в труху все, что заглатывает». У Кардано человек то бог, то низкое существо, а жизнь ему представляется то гирляндой из роз, то непрерывной чередой кошмаров.
Но что бы ни думал или ни писал Кардано, для него, натурфилософа, человек — это прежде всего существо природы и, следовательно, такой же объект исследования, как минералы, растения, животные.
Человеческую массу можно и должно классифицировать но категориЯхМ и группам, можно изучать особенности и свойства представителей отдельных групп, можно, наконец, попытаться дать естественное объяснение этим особенностям. Здесь Кардано, подобно многим другим мыслителям Возрождения, делает гигантский шаг от средневекового, сугубо теологического представления о человеке как о «божьем создании», «свойства» которого заранее и навечно «запрограммированы» творцом, к представлению о естественном человеке (homo naturalis), полноправном члене пантеистического Храма Природы.
Это, конечно, не означает, что Кардано исключает религиозное начало из миросозерцания своего «естественного человека». Более того, он полагает, что принцип деления человеческой массы прежде всего религиозный, ибо, по его мнению, именно «различие религий СПОСОбСТ; вует мощным потрясениям империй и человеческих сообществ». Поэтому для Миланца язычники, христиане, иудеи и магометане представляют одновременно и естественные, и культурные, и религиозные категории.
Но то, что для средневековья представлялось общим, единственным, для Возрождения — лишь частное. Даль-
138
пейшая индивидуализация — это разнообразие человеческих языков, которое отчуждает человека от себе подобных в отличие от того, что происходит среди животных.
Еще один фактор дифференциации — различие нра-DOB и, наконец, возраст, пол, темперамент. «Так что,— заключает Кардано,— люди отличаются друг от друга больше, чем волк от козленка». Он объясняет различия в нравах и привычках народов как неоплатоник, то есть различным действием божественного разума (mens): «Перуанцы замечательны своим трудолюбием, испанцы — ловкостью, народы Азии — хитростью, турки — силой; древние египтяне были математиками, греки — философами; это все — результат сущности Разума».
И он с ненасытным любопытством наблюдает и изучает это огромное «разнообразие людей». Его книги полны интересных сведений о странах, в которых он побывал или о которых услышал что-то необычное, об их природе, климате, городах, обычаях и нравах их жителей, ремеслах и промыслах, легендах и преданиях, об их истории и «чудесных случаях». Во Франции его удивило мыло, в Германии — верность слуг, в Англии — порода овец и т. д. Новые народы и расы привлекают его внимание, и он дает интересную оценку жителям открытых в то время земель. Если мы зовем людей дикарями и варварами, говорит Кардано, то это не потому, что они дики, так как многие из них человечней итальянцев; и не потому, что они жестоки, так как многие из них очень кротки. Причина состоит в том, что, еще не поняв хорошо вещь или поступок, они реагируют на них чисто эмоционально, впадая в буйство, после чего их долго нельзя привести в себя. Эту характерную черту «дикарей» (barbari) Кардано объясняет резкими колебаниями температуры воздуха в течение суток, свойственными новым землям.
«Человек — животное общественное». Этот тезис Аристотеля охотно подхватили гуманисты и философы Возрождения, полагавшие, что человек становится таковым только в обществе и, следовательно, социальная жизнь— единственно возможная для человека. Но в своих представлениях об общественном устройстве итальянские мыслители XIV—XV веков исходили из того, что должно б ы т ь, а не из того, что есть на самом деле. Они как бы конструировали идеальный мир, и соответствующее ему общественное устройство также оказывалось идеализированным, оторванным от действительнос-
