Историческая грамматика русского языка - Черных П.Я.
Скачать (прямая ссылка):
На севере и востоке древней Руси, особенно в процессе расселения и освоения новых земель, восточные славяне (словене, кривичи, отчасти вятичи) оказались в соседстве с племенами угро-финской группы языков, восточными (меря, весь, мещера, мордва и др.) и западными: сумь (суоми), корела, водь и пр. Эти племена с древнейшего времени начали усиленно перенимать отдельные слова у восточных славян и усваивать их язык. В своей значительной части они позднее даже ассимилировались, слились со славянами, стоявшими на более высокой ступени культурного развития. Ho и в русский язык время от времени попадали некоторые слова из угро-финских языков. В севернорусских говорах до сих пор употребляется немало бытовых слов, вероятно, финского происхождения: баса (красота, добротность), откуда: баской, баско; конда, кондовый лес (отборный, строевой лес), елань (луг, лужайка в лесу), кокора (коряга), лыва
299
(1) лужа, топкое место в лесу, 2) поросль в болотных местах, лес; с этим последним значением слово встречается у Ломоносова: „из лыв густых выходит волк", „Ода на взятие Хотина"), салма (пролив), шаньга (лепёшка или хлебец, намазанный сметаной) и т. д. Следует, однако, учесть, что эти севернорусские слова финского происхождения в наших древнейших памятниках письменности раньше XIV в. не встречаются (между прочим, лыва отмечено в одной новгородской купчей XIV в.). Финских же слов, вошедших в общий восточно-славянский словарный фонд древнерусской эпохи, почти невозможно указать. Полагают, что сюда относится колдун.
Что касается прибалтийских соседей восточного славянства, предков нынешних литовцев и латышей (по-древнерусски: литва, ятвяги, жмудь, льтьгола и др.), то и здесь положение создалось в основном такое же, как в области славяно-финских отношений. Балтийцы больше заимствовали слов у восточных славян, чем передали им из собственного лексического фонда. Надо полагать, из литовского языка попало в русский слово ендова или яндова — чаша, кружка, ковш; ср. у Ершова в „Коньке-Горбунке": „Постучали ендовой и отправились домой". Однако в древнейших памятниках нашей письменности (до XVI в.) этого слова не обнаружено.
Так в общих чертах обстоит дело с заимствованными словами в древнерусском языке. Разумеется, эти чужие, неславянские слова усваивались в древней Руси не только в процессе непосредственного общения наших предков с другими народами и отдельными их представителями. Некоторая часть иноязычных слов была усвоена книжным путём (особенно греческие слова). В более позднее время этот источник заимствования стал играть роль гораздо большую, чем в древнерусскую эпоху.
Изучение этих заимствованных слов, попавших в русский язык главным образом через посредство книги и в своём большинстве не вышедших за пределы собственно литературной речи, неизвестных в говорах, относится уже к истории литературного русского языка.
He следует, однако, преувеличивать значительность этого чужеязычного вклада в словарном составе древнерусского языка. Многие слова, которые иногда считаются заимствованными в славянских языках из других языков, неславянских, на самом деле, при более спокойном и объективном изучении этих слов, допускают объяснение на славянской почве. Например, слово блюдо, часто рассматриваемое (явно без достаточного основания) как древнее заимствование из готского языка, оказалось возможным сблизить с общеславянским глаголом блюсти. He так ещё давно общеславянское слово скот (употреблявшееся в древнерусском языке также со вторичным значением „имущество", „деньги") были склонны считать заимствованным из древнегерманских диалектов (из готского skatts — деньги). Было доказано, однако, что оно не является германизмом и что, наоборот, готы заимствовали это слово у славян. То же можно сказать и о некоторых более поздних словах. Например, едва ли имеется необходимость возводить, как это обычно делается, древнерусское варяг к древнеисландскому v&ritigr (мн. ч. vceringlar), что значит, повидимому, „союзник" или „защитник" (первоначальное значение этого термина точно не установлено). Слово варяг (др.-русск. варягъ) можно объяснить и на древнерусской почве. Его корень вар-, тот же, что в варяти, варити, варо-вати — беречь, хранить, верить, в словах, которые до сих пор сохраняются
300
в других славянских языках и отчасти у нас, особенно в былинном языке* на севере, а с приставкой пред: предварять, предварить и пр. — ив литературном русском; суффикс же -яг засвидетельствован древнерусским словом работть (откуда потом — работяга). Чаще, однако, с этим суффиксом употреблялись неодушевлённые существительные: соснягь и т. п. (ср. в современных говорах: соснрг, ельняг и т. п.).
С другой стороны, никогда не нужно забывать, что в древности не только в славянские языки и древнерусский язык попадали слова, заимствованные из других языков, но и, наоборот, из славянских языков и древнерусского немало слов перешло в другие языки, в частности, западные, германские (например, в готском, кроме упомянутого SkattSi к заимствованиям из общеславянского языка древнейшей эпохи относится также plinsjan — плясать и др.).Процесс языкового общения не был односторонним.
