Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
129 Зимин А. А. Наместническое управление. С. 282, 285; Пашкова Т.П. Местное управление в Русском государстве первой половины XVl века (наместники и волостели). M., 2000. Прил. 1. С. 150.
Глава 5. Дворцовые перевороты 1538—1543 гг.
253
кратно упоминается в качестве смоленского наместника130. А поскольку кн. Иван Васильевич Шуйский и его союзники в лице кн. И. Д. Пенкова, братьев Кубенских, казначея Третьякова и других влиятельных сановников постоянно находились в столице, то их лидерству, казалось бы, ничто не угрожало.
Если, однако, присмотреться к новым пожалованиям в Думу в 1539 — первой половине 1540 г., то можно усомниться в пресловутом всесилии «московского наместника» И. В. Шуйского.
В чине поставлення на митрополию Иоасафа в феврале 1539 г. обращает на себя внимание следующая деталь: когда после церемонии посвящения в Успенском соборе новый митрополит по обычаю верхом на «осляти» отправился благословлять государя, то «осля» под ним вел «великого князя конюшей Иван Ивановичь Челяднин да боярин его»131. Таким образом, высокий придворный чин конюшего, который в годы правления Василия HI носили представители рода Челядниных, а при Елене Глинской, как мы помним, — ее фаворит и свойственник Челядниных кн. Иван Овчина Оболенский, вновь достался отпрыску старой боярской фамилии. Хотя определенные сведения о боярстве И. И. Челяднина относятся только к лету 1541 г.132, есть основания полагать, что думское звание он получил (как ранее кн. И. Ф. Овчина Оболенский) одновременно с чином конюшего, т.е. к февралю 1539 г.
Пожалование представителя клана, который в недавние годы правления Елены Глинской составлял опору ее режима, никак нельзя приписать инициативе кн. И. В. Шуйского. Скорее в этом можно было бы усмотреть влияние кн. Д. Ф. Вельского, которому И. И. Челяднин приходился шурином133, если бы не известная осто-
130 Зимин А. А. Наместническое управление. С. 288; Пашкова Т. И. Местное управление. Прил. 1. С. 154. Следует упомянуть еще кн. Д. Ф. Вельского, который с декабря 1533 по начало 1541 г. не раз называется в источниках владимирским наместником (Там же. С. 273). Возможно, впрочем, что речь идет о почетном титуле (вроде «наместника московского» — кн. И. В. Шуйского). Во всяком случае, упомянутая должность не требовала постоянного присутствия кн. Д. Ф. Вельского во Владимире: в разрядах отмечено его, «боярина и наместника», присутствие в этом городе в июле 1537-го и декабре 1540 г., но после смены «больших воевод» там числятся уже другие лица, а князь Дмитрий Федорович, как можно понять, возвращался со службы из Владимира в Москву (PK 1598. С. 91-92, 100-101).
131 ААЭ. Т. I. № 184/1. С. 160.
132 ПСРЛ. Т. 29. С. 41.
133 Жена кн. Д. Ф. Вельского Марфа была дочерью конюшего И. А. Челяднина и родной сестрой И. И. Челяднина (см. выше гл. 3).
254
Часть I. Кризис власти и борьба за власть в 1530—1540-х гг.
рожность Дмитрия Федоровича, на которую давно обратили внимание исследователи: за все время «боярского правления» он ни разу не принял видимого участия в придворных интригах134.
Следующее пожалование в Думу, о котором нам известно, также вряд ли можно объяснить протекцией И. В. Шуйского и его сторонников: в июне 1539 г. впервые с боярским чином упомянут кн. Петр Иванович Репнин-Оболенский135. Таким образом, в Думе снова стало двое Оболенских (вторым был кн. Никита Васильевич Хромой), и этот клан в значительной мере восстановил свои позиции при дворе, пошатнувшиеся было после расправы с кн. И. Ф. Овчиной Оболенским в апреле 1538 г.
В апреле 1540 г. в разрядах впервые назван боярином кн. Юрий Михайлович Булгаков (Голицын)136. Напомню, что именно о нем хлопотали осенью 1538 г. кн. И. Ф. Вельский, митрополит Даниил и дьяк Федор Мишурин, но тогда, как мы знаем, главный ходатай был посажен под арест, а дьяк за участие в этой интриге поплатился головой. И вот спустя полтора года кн. Ю. М. Булгаков получил-таки желанный боярский чин. А. А. Зимин видит в этой метаморфозе «свидетельство усиления Вельских»137, однако кн. И. Ф. Вельский до конца июля 1540 г. по-прежнему находился в заточении, а что касается его старшего брата Дмитрия, то, как уже говорилось, нет никаких свидетельств о его хлопотах за кого бы то ни было. Можно заметить также, что в дальнейшем кн. Ю. М. Булгаков больше не упоминается (в отличие, например, от И. И. Хабарова) среди сторонников кн. И. Ф. Вельского: не исключено, что он уже к началу 1540 г. сумел поладить с И. В. Шуйским и его союзниками, следствием чего и явилось его пожалование в Думу.
Как бы то ни было, никто из упомянутых выше лиц — ни И. И. Челяднин, ни кн. П. И. Репнин, ни кн. Ю. М. Булгаков — не был креатурой Шуйских. При назначениях в Думу в те годы, по-видимому, учитывались интересы нескольких придворных кланов, что говорит о поиске консенсуса в боярской среде.
134 Об этом писал еще С. М. Соловьев: «Старший сын князя Федора [Вельского. — М.К.], Димитрий, оставался в стороне при всех движениях и переворотах...» (Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. Кн. III: История России с древнейших времен. Т. 5/6. M., 1989. С. 410). См. также: Ru? Н. Dmitrij F. Belskij. S. 182.
