Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
«Бурная молодость» Константина напомнила Пушкину ранние годы шекспировского героя — сравнение вполне безопасное и для Константина лестное, так как разгул не только не развратил принца Гарри, но даже обогатил его. «Буйства» будущего английского монарха у Шекспира вовсе не пустая дань юношеским страстям. Таверна — убежище, в котором принц может позволить себе роскошь оставаться частным человеком, жить без оглядки на государственные и политические интриги. Отношения с собутыльниками для Гарри — своеобразная школа человечности, в которой он учится быть милостивым и свободным94. Не случайно едва
212
отец его, король Генрих IV, подвергся опасности, сын немедленно вспомнил о долге перед отцом и государством, пришел королю на помощь и убил его противника.
Борьба с коварным Генри Персом по прозвищу Хотспер («горячая шпора») и обернулась для Гарри инициацией, после которой все следы буйства совершенно изгладились из его жизни. Он окончательно превратился в государственного мужа, несущего ответственность за свой народ, исполненного пиетета перед законом. В сцене беседы с верховным судьей Гарри признал, что в свое время судья поступил совершенно справедливо, взяв его под стражу за оскорбление короля. А при встрече с прежним своим добрым приятелем и собутыльником Фальстафом Генрих даже не пожелал узнать его и призвал Фальстафа покаяться и позаботиться о своей душе. В конце пьесы Генрих покоряет Францию и добивается признания своих прав на французский престол.
Второй, «государственный», период жизни Генриха V оказывается органичным продолжением эпохи веселья и разгула — более того, именно таверна сблизила Генриха с собственным народом и научила милости. Вот он, тихий урок Пушкина царям сквозь верноподданническую улыбку.
Пушкин, как и многие российские подданные, знал о репутации «enfant terrible», утвердившейся за Константином. Вероятней всего, поэт примерно представлял себе и то, в чем заключались шалости великого князя. Но вполне сознательно ускользнул от частностей и сделал один широкий мазок — «бурная молодость». В «бурной молодости» Пушкину хотелось видеть ростки будущей мудрости и внутренней свободы, искренности и любви к подданным — качества, согласно более поздним (но вполне актуальным уже для середины 1820-х годов) размышлениям Пушкина, необходимые всякому государственному мужу — «Оставь герою сердце! Что же / Он будет без него? Тиран...». Итак, «бурная молодость» Константина могла означать лишь одно — в зрелые годы, как и у принца Гарри, все эти «бури» принесут добрые плоды — великодушие, снисхождение к чужим слабостям и внутреннюю свободу.
Вторая «романтическая» черта Константина, которую называет Пушкин, — «походы с Суворовым». Отблески военной славы легендарного полководца, еще при жизни превратившегося в фигуру мифологическую95, ложились и на всякого, кто участвовал с ним в сражениях. «Походы с Суворовым» оказывались залогом воинской доблести любого, кто с ним в эти походы ходил. Константин был ничем не хуже. Как мы
213
помним, в двадцатилетнем возрасте он участвовал в двух суворовских походах, итальянском и швейцарском, проявив мужество и выносливость.
Пушкин прекрасно помнил, что к концу 1825 года Константин успел принять участие не только в суворовских, но и еще в нескольких военных кампаниях — войнах против Франции 1805 и 1806—1807 годов и Отечественной войне 1812 года, заграничном походе 1813—1814 годов. Цесаревич сражался под Аустерлицем, подписывал мирный договор с Наполеоном в Тильзите, принимал участие в сражении под Смоленском в 1812 году, входил с русской армией в Париж. Однако из всего этого разнообразия Пушкин отсеивает одни походы с Суворовым. И не только потому, что они освящены именем великого полководца. Другие походы просто не вписывались в парадигму романтического героя — войны 1805, 1806—1807 годов окончились поражением России. Участие же цесаревича в войне 1812 года было незначительно, единственное, что можно было вспомнить о той поре в его жизни, так это ссору с Барклаем. В 1835 году Пушкин посвятит Барклаю апологетическое стихотворение «ПолководЪц», где его герой предстает фигурой трагической и одинокой, так как вынужден уступить другому «и лавровый венец, и власть, и замысел, обдуманный глубоко». За десять с лишним лет исторические взгляды поэта эволюционировали, но не настолько — в 1825 году тяжесть участи Барклая была поэту не менее очевидна. Но в письме о романтическом Константине сочувствие полководцу иностранного происхождения было не к месту. И выходец из старинного шотландского рода Барклай превратился у Пушкина, как и в устах не симпатизировавшего Барклаю русского народа, в «немца». Пристрастие романтиков к национальным корням, к старине известно — так что и неприязнь великого князя к «немцу» Барклаю тоже оборачивается в пользу Константина. Это еще одна романтическая черта!
Синтаксис следующей пушкинской фразы «К тому же он умен, а с умными людьми все как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего» подчеркивает, что речь о романтизме закончена («к тому же»). Ум не входит в число романтических добродетелей, так как скорее ассоциируется с классицистической системой ценностей. Покидая пределы романтического, Пушкин выходит и за пределы легендарного, ибо легендарный образ Константина, созданный молвой и слухами, никогда не включал в себя ум: мифический Константин — отважный воин, нарушитель общественного по-
