Жизнь замечательных людей: Константин Павлович - Кучерская М.
Скачать (прямая ссылка):
Тень Константина Павловича — и ту, что прихлебывала чай в людской, и ту, что размахивала саблей на подступах к Петербургу, и ту, что брела по пыльным сельским дорогам, — мы описали вполне. В минуты роковые нация начинает дышать единым дыханием, крепостные, дворовые, мещане, захудалые дворяне и аристократы вдруг обнаруживают себя в объятиях друг друга, начав похоже чувствовать и мыслить. Не только народная молва, но и высокая поэзия отказывалась верить в то, что Константин не стал и уже никогда не будет русским императором. Поэты, равноудаленные от казарм и от крестьянских изб, продолжали славить царское достоинство Константина.
Литератор В. А. Добровольский, успевший написать «Песнь на проезд через Москву 30 ноября 1825 года в день народной присяги Государю императору Константину Павловичу» (проезд в указанную дату, конечно, так и не состоявшийся), спустя недолгое время сочинил новые стихи — «на отказ Его высочества цесаревича великого князя Константина Павловича от Престола»88.
Не имеющий прецедента случай породил не имеющую прецедента оду — впервые в истории русской литературы ода писалась в честь не-восшествия на престол.
Что Петр и что Екатерина? Что их великие дела Перед делами Константина? Пускай о них гремит хвала.
Они пределы расширяли Обширность Царства Своего;
210
Они престолы доставали: Он отказался от него!..
В усердии царю поклялся Примером быть земли своей, Он цесаревичем остался, Но выше стал он всех царей.
Отречение Константина выглядит здесь как поступок, исполненный христианского смирения. Добровольский следует уже знакомой нам логике — нижняя шпага однажды окажется наверху, Константин остается царем, просто царство его «не от мира сего» (Ин. 18, 36). Именно поэтому он уже не нуждается ни в каких видимых знаках признания и любви: «Ему не нужны диадемы / И клятвы верности в словах. / Народом князь боготворимый! / Без клятв ты царствуешь в сердцах!»
«КАК ПОЭТ, РАДУЮСЬ ВОСШЕСТВИЮ НА ПРЕСТОЛ КОНСТАНТИНА»
Другой русский поэт в дни междуцарствия томился в печальным снегом занесенном Михайловском. Новое царство — новые надежды, и Пушкин постарался воспользоваться сменой власти, чтобы освободиться из ссылки.
«Как верный подданный, должен я, конечно, печалиться о смерти государя, — писал Александр Сергеевич Павлу Катенину 4 декабря 1825 года, — но, как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. К тому же он умен, а с умными людьми все как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего»89.
Ни слова правды. Зато элегантно. Поэт радуется восшествию на престол фантома, родившегося в его быстром воображении, сочиненной им к случаю фигуры, полной романтического очарования и поэзии. Когда так хочется вырваться из плена, обнаружить в Константине «много романтизма» не составляет труда. Тем более что представления Пушкина о романтизме были весьма свободными, романтической поэт считал всякую литературу, ориентированную на создание новых по сравнению с классическими форм90, романтизмом могла быть названа любая «новизна» в литературе91. Не потому ли и «новизна» в русской истории (а император Константин и в самом деле был мало похож на средне-русского императора) так легко окутывалась романтической дымкой?
211
Пушкин подбирает для Константина и исторического прототипа — короля Генриха V. История сохранила его имя благодаря победе королевских войск над Францией при Азенкуре в 1415 году.
В отличие от Генриха Бурбонского, Генриха V Пушкин, кроме как в письме Катенину, никогда не упоминал. Да и у литераторов пушкинского круга фигура английского короля популярностью не пользовалась. В библиотеке поэта не было ни одной книги по истории Англии XV века92. По-английски он читал скверно, большинство книг на английском, попадавших к нему, оставались неразрезанными — так что вряд ли Пушкин читал в подлиннике английские хроники (сведений о русских и французских переводах хроник в XIX веке нам обнаружить не удалось). А если бы читал, то узнал: бурная молодость Генриха — факт недостоверный. Так что источник Пушкина очевиден — это конечно же Шекспир. Указывая на сходство Константина и Генриха, Пушкин имел в виду не столько реальное историческое лицо — короля, стяжавшего себе славу победами в Столетней войне, сколько литературного героя из шекспировских пьес.
Принц Уэльский выведен Шекспиром в двух драмах, «Генрих IV» и «Генрих V». В первой принц ходит в наследниках Генриха IV, и репутация его довольна сомнительна. Он «склонен был к беспутным развлеченьям / В компаниях невежд пустых и грубых; / В пирах, забавах, буйствах дни текли»93.
До времени, конечно. В конце драмы беспутный Гарри вдруг мужает и одерживает победу над врагом короля и трона, безжалостным Хотспером, Потом Генрих IV умирает, и на английский престол восходит Гарри, отныне Генрих V. Действие «Генриха V» сосредоточено уже вокруг войны Англии и Франции и битвы при Азенкуре, завершившейся победой англичан. Примерно такой художественный материал и хранился в памяти Пушкина.
