Джироламо Кардано - Гутер Р.С.
Скачать (прямая ссылка):
Однако понтификат Пия V открывал широкие воз-
77
можности не только для официальной цензуры, но и для, так сказать, инквизиторов-любителей. Для тех, кто задался целью погубить Кардано, не надо было опускаться в темные глубины его философии. Достаточно было указать на то, что лежало на поверхности. Чего стоили, например, гороскоп Христа, или книга, в которой воздавалась хвала Нерону — одному из самых жестоких гонителей христиан, или частые ссылки на сочинения «язычников» — Платона и Аверроэса? Самого серьезного порицания заслужил, должно быть, и абзац, вставленный в книгу «О разнообразии вещей» ее издателем, протестантом Генрихом Петрусом. В нем говорилось о том, что доминиканцы подобны прожорливым волкам, которые охотятся за предполагаемыми ведьмами и еретиками не из-за их преступлений, а из-за' того, что эти несчастные владеют некоторым добром. Хотя Кардано и протестовал против такой вольности издателя, но делал это, видимо, не очень энергично, поскольку крамольный пассаж сохранился в переизданиях книги 1556 и 1557 годов.
Так как доминиканцем был в молодые годы и сам папа, Кардано счел необходимым впоследствии публично откреститься от обвинений в адрес ордена Св. Доминика. В третьем варианте книги «О собственных сочинениях», законченном уже в Риме, он писал: «Поскольку даже в труды самого Св. Иеронима делались вставки теми, кто был не согласен с его мнением, то для того, чтобы никто не мог ввести других в заблуждение моими сочинениями, я заявляю, что нигде не выступал как теолог и никогда не имел намерения портить обедню другим. Что же касается моего образа жизни и моей религии, то я желаю следовать тому, что безопасно, и подчиняться установленному закону, его обрядам, церемониям и обычаям, при которых я рожден и которым в течение многих веков следовали мои предки: я не имею намерения сеять разлад, придумывать собственного Бога и знать больше необходимого».
Как вел себя Кардано в застенках инквизиции? Может быть, так., как советовал другим: «Если клевета касается религии (а в наше время это наиболее опасный вид клеветы), никогда не признавай своих ошибок и старайся вообще не касаться этого предмета». Но, может быть, он и на этот раз не воспользовался своими же рекомендациями... Мы никогда не узнаем об атом, так как, видимо, с него взяли слово не разглашать содержания
78
допросов. Остается невыясненной также причина доволь» но гуманного наказания Миланца (гуманного, конечно, с точки зрения инквизиции, ибо на самом деле, запрещая Кардано преподавать и публиковать книги, она лишила его всего, что составляло главное содержание его жизни). Вероятно, во внимание были приняты почтенный возраст ученого, его эксцентричный характер, душевное потрясение, вызванное смертью сына и заступничество таких людей, как Мороне и Борромео. Церковники не были заинтересованы в том, чтобы виднейший ученый и писатель Италии, не имея явных и значительных прегрешений перед верой, умер по их воле в тюрьме. Можно полагать, что арест Кардано был скорее профилактической мерой болонских инквизиторов, так как, если бы их обвинения были весомы, вряд ли бы он получил пенсию от Пия V.
Кардано прибыл в Рим 7 октября. Сначала он поселился в доме на площади Сан-Джироламо, затем переехал на улицу Джулия, в дом около церкви Санта-Ма-рия-ди-Монте-Серрато. Здесь Миланец жші до конца- своих дней с внуком Фацио, учеником Пиццио и слугой.
Эпизоды его «римской жизни», рассказанные им самим, малозначительны и неинтересны. Несколько «чудесных» событий, несколько мелких происшествий, наконец «заговор» (всего лишь единственный!).
Историк Жак-Август де Ту, познакомившийся в те же годы с Миланцем, вспоминал: «Во время моего пребывания в Риме — это было за несколько лет до его смерти — я часто говорил с ним и с удивлением наблюдал за ним, идущим по городу, одетым в странные одежды. Я познакомился со многими трудами этого известного человека, но после бесед с ним не нашел в нем ничего, что подтверждало бы его славу... Он впал в безумие и ужасное неверие, когда вознамерился по химерическим знакам звезд составить гороскоп истинного владыки звезд, нашего Спасителя Иисуса Христа».
Не имея возможности преподавать, Кардано занимался в Риме врачебной практикой и сочинительством. Обстоятельства отставки в Болонье, видимо, не пошатнули его врачебный авторитет, и римские врачи охотно приняли его в свою коллегию. Практиковал Джироламо, если верить его словам, очень успешно: «Я восстановил здоровье более чем ста больным в Милане, Болонье и Риме, признанным неизлечимыми». Среди его пациентов были кардиналы, епископы, князья. Некоторые биогра-
79
фы утверждают даже, что он лечил папу Григория III (Уго Буонкомпаньи), известного введением так называемого грегорианского календаря. Покидая Болонью, Кардано взял с собой свой архив — рукописи неопубликованных книг, черновики, наброски (церковники не конфисковали их, и это еще одно доказательство того, что арест ученого носил «профилактический» характер). В Риме он попытался их упорядочить и отредактировать. Это было нелегкой задачей: даже после того как в 1573 году он сжег сто двадцать рукописей, очевидно, опасаясь дальнейших преследований, у него осталось еще сто одиннадцать сочинений *. В Вечном городе он добавил к ним еще двенадцать. Почти все они написаны на философские или морально-этические темы. Старая боль слышна в этих книгах. «Что с твоим сыном? Не из-за своей ли беспечности и распущенности ты потерял его?»— восклицал дух отца в одном из последних сочинений Миланца. И он сам, а не «дух», глядя на ворох незавершенных рукописей, горестно замечал: «Я надеялся, что после моей смерти сын приведет их в порядок, но был лишен этой радости. Они пожелали уничтожить не его, а меня». Раскаяние и боль мучили его, «одинокого старика, подавленного несчастиями и поверженного во прах». И это порой отвращало его даже от любимых занятий: «Посмотри, что со мной случилось вчера и упорно продолжается до сегодняшнего дня. Я пообедал в достаточно хорошем расположении духа, но после обеда почувствовал вдруг такое отвращение ко всем изданным книгам, как к чужим, так и к своим, что не в состоянии был даже думать, а не то, чтобы взяться за чтение... Я считаю, что причиной такого состояния является нечто, похожее на меланхолию...»
