Сто лет политической каторги - Корочкин С.
Скачать (прямая ссылка):
15
ном случае—к самодержавию; другая сторона дела, гораздо более трудная и сложная, гораздо менее возможная для об'единения в единое целое, это— положительная программа того, чем заменить тот строй, против которого борются.
Когда мы говорим о декабристах, то и здесь есть две стороны вопроса: эт0_отрицательное отношение к самодержавию и положительное—по отношению к тому, чем заменить его. Мы должны всегда иметь это в виду, тем более, что в данном случае по отношению к декабристам мы имеем довольно рельефное отображение этой двойственности. Мы видим на двух полюсах два самых различных течения. Одно на севере—умеренно-монархическое, стремящееся к очень умеренной, ограниченной монархии, сохраняющей сословность и подчиненность одного класса другому, доходящее в своем отношении к крестьянству до определенных рамок, требующих освобождения крестьянства и ограничения крестьянского надела до 2 десятин. Другое течение—на юге, возглавляемое Пестелем и Муравьевым-Апостолом, где мы находим нотки уже чего-то нового, более сродни современному. Характерно, что там имеются уклоны, хотя и там не изжито прошлое: оно еще тяготеет над их мышлением. Если мы подойдем к вопросу, чем вызвано было такое отношение, если мы присмотримся, как резко ставили вопрос носители одной и другой идеи, мы увидим, что в то время, как в петербургском движении принимала участие высшая аристократия, на юге движение захватило небогатое офицерство. Стремление одних и других зависело от их социального состава.
Подчеркивая это, я должен, вместе с тем, отметить, что даже самые умеренные требования на основе тех порядков, которые были там на почве старого феодального строя, являются чем-то новым, двигающим вперед. Поэтому, когда ставится вопрос о нашем отношении к декабристам вообще, невзирая на их расстояние, мы прямо заявляем: от этого наследия мы не отказываемся, это первые вестники грядущей бури. Товарищи, мы не только потому не отказываемся от них, что они являются первыми вестниками. Я напомню вам слова Ильича, который формулировал ясно и четко: декабристы разбудили Герцена, Герцен в дальнейшем имеет воздействие на окружающее, от этого пошли Чернышевские, пошли впоследствии народовольцы. Ни на один момент борьба с этого времени не прекращалась.
Мы не отказываемся от наследства, которое формулировано Пестелем в «Русской Правде». Мы слишком мало уделяем внимания тому суждению, которое заключалось в этой первой формулировке. Между тем, преемственная связь от 1825 г. до 1917 г. может быть прощупана в течение целого ряда лет. Пестель в оставленном им плане государственного устройства прежде всего отстаивал равенство всех граждан. Всякую тень аристократического порядка— хоть феодального, хоть на богатстве основанного—он считает необходимым совершенно устранить, навсегда удалить. Опыт французской революции не остался без влияния на Пестеля: он не ограничивается тем бессодержательным «эгалите»—равенством, которое писалось на всех знаменах французской революции. Он дает себе отчет в том, что впоследствии было формулировано Некрасовым: «на место сетей крепостных люди придумают много других». Поэтому он, подчеркивая равенство, говорит, что, когда равенство вызвано неравенством—богатством, то оно тоже подлежит уничтожению и отмене. Дальше, исходя из этой предпосылки, Пестель доходит до того, что считает нужным установить для каждого человека возможность пользоваться необходимым для его житья. От первых идеологов, вышедших из классов, явившихся на смену феодалам, из самого дворянства, мы не можем требовать, чтобы они совершили сразу прыжок из царства крепостной зависимости в царство свободного творчества.
Мы в Пестеле часто находим противоречия, недомолвки, оттягивания, и, тем не менее, он является основоположником демократического начала, идеи демократии. Он не ограничился абстрактной формулировкой того, что он понимает под равенством, чего он добивается. У него самым ясным образом определены и те формы управления, которые должны быть после победы революции. Если на севере проповедывали очень ограниченную и очень умеренную монархию, то Пестель был республиканцем. Тов. Троцкий упомянул, что было
16
выполнено обязательство революции по отношению к династии Романовых, но вы помните, что, когда это обязательство было выполнено, оно во многих шатких умах вызвало недовольство. Я должен вам напомнить, что Пестель в 1825 г. ставил ясно и четко программу действий: уничтожить всю династию Романовых без остатка, чтобы ии один отпрыск не остался, чтобы он не мог мутить. В данном случае революция в 1918 г. выполнила не только завет 1905 г., но и завет Пестеля (аплодисменты).
Он остановил свое внимание еще на одном вопросе—на самом политическом строе государства: он требовал равенства избирательных прав, установления народного веча, избранной исполнительной власти. И тут я должен отметить революционность Пестеля—он боялся, что та формулировка, которую он дал в «Русской Правде», может быть не осознана этими народными избранниками, и они могут пойти по линии ослабления определенной формы. Он не делал себе из народного представительства фетиша, но заявлял прямо, что это может быть проведено в жизнь революционным правительством, выделенным после переворота, а уже народное вече должно было завладеть тем, что будет проведено революционным правительством. Вы знаете, товарищи, что такое решение вопроса гораздо позднее, во время революции 1917 г., вызвало большие недоразумения и большие трения. Пестель в этом отношении опередил на сто лет все поколения (аплодисменты).
