Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
Такая же лошадница оказалась и моя вторая жена, в которой я нашел искреннего друга и товарища. Слишком поздно я ее встретил, когда мне было уже 40 лет, и если этот возраст называется «второй молодостью», то,
525 ей Богу, вторая молодость тут не причем: довольно я намучился с первой женой, а мы с Евгений Петровной так живем вот уже мйого лет как дай Бог каждому!
Желаю каждому, кто думает жениться, иметь по душевным качествам такую жену, как моя Евгения Петровна. Она и стрелок замечательный: на 25 шагов из «нагана» попадает в туза, а на 40 шагов дальше второго номера офицерской мишени она никогда не выходит41. Изо всей моей команды в 24 унтер-офицера и 20 стражников она была первым стрелком; вторым за ней был унтер-офицер Шевчук, который в последнюю войну, когда был командирован на Галицийские железные дороги, за боевые отличия получил два георгиевских креста.
Часто мы с женой бывали на охоте, которую в Туркестане можно назвать богатейшей. Кабаны, джейраны (это степные козы, необыкновенно красивые и грациозные), горные козлы и бараны, рыси, барсы, волки и прочие, — все это вЬдится там в бесчисленном количестве! Я сам видел стада горных баранов в 800—900 голов. Всяких пород болотной и степной птицы там еще больше, особенно зимой, когда гуси, лебеди и утки с северных стран прилетают в Туркестан, чтобы зимовать там.
В бывшем Мургабском государевом имении, при станции Байрам-Али, в котором, кстати, ни Александр III, ни Николай II ни разу не были за все существование имения, фазаны водятся буквально, как в хорошем курятнике. Бывал я на разных охотах, до барсов включительно, но чаще всего, почти каждое воскресенье, я ездил на охоту в Мургабское имение и привозил каждый раз оттуда десятка два-три фазанов-петухов (потому что фазанок бить воспрещается).
Обыкновенно в субботу с вечера мы садились в железнодорожном собрании играть в винт: я, начальник участка пути инженер Пузына, заведующий закреплением берегов Аму-Дарьи, инженер Бенцелевич, наш врач Карбутт, кто-нибудь еще! Играли до 1—2 часов ночи, потом ужинйлй. Партнеры расходились по домам, а я забирался в свой служебный вагон (какое удобство!), прицеплялся к ночному скорому поезду и утром был в Байрам-Али.
На охоту выезжали на тройках, там становились на номера, загонщи-ки-текины гнали фазанов, и мы их влет били, подбирай только. На эту охоту допускались и дамы, но когда там бывала пульная охота, обыкновенно на кабанов, то дамы уже не допускались. Помню, на такой пульной охоте однажды я убил огромного волка. Когда мы перешли на новое место, чтобы бить кабанов, которые сгруппировались у одной плотины в камышах по реке Мургабе, откуда их никак нельзя было выгнать, то, чтобы заставить их выйти, зажгли камыш. Камыш там необыкновенно густой и высокий, выше всадника с пикой, а густой такой, что пролезать через него человеку никак невозможно, только кабаны устраивают в нем для себя во всех направлениях длинные ходы.
Когда огонь достиг стада кабанов, часть их бросилась в воду, а другая выбежала на чистое место и, как бы сговорившись, кинулись в разные стороны. Я был верхом на отличном текинском коне, около меня было еще несколько джигитав-текинов. Заметив одного кабана, я гикнул, сорвался с места в карьер и пошел за кабаном; со мной поскакал один текин. Долго мы гоняли кабана и, наконец, угоняли. Когда он стал и принял оборонительное положение, мы одновременно: текин справа, а я слева — спрыгнули кабану на спину, я на него навалился и текин мгно-
526 венно спутал ему ноги. Кабана мы взяли живым, который оказался пудов на восемь-девять!
Хорошо жилось в Чарджоу! Хорошие там были все люди, особенно наше железнодорожное общество, не большое, но удивительное дружное: инженеры Пузына, Бенцелевич, Иноземцев, капитан Чечелев, наш батюшка отец Иордан Ломтадзе с его добрейшей матушкой, заведующий насаждениями на Средне-Азиатской железной дороге Палецкий, который за укрепление песков, когда проезжал Рухлов, был из какого-то маленького чина сразу произведен в действительные статские, за что мы стали называть его «наш генерал», затем подполковник геодезист Максимович, заведовавший какой-то особенной метеорологической, единственной в России, станцией, каких всего во всем свете имеется, кажется, пять или шесть; помощник Пузыны — Волков, контролер Зыкус, наш милый доктор Корбутт и другие. Все это были на редкость хорошие люди. Такими же хорошими людьми были все мои товарищи, сослуживцы на линии Средне-Азиатской железной дороги, из коих Руденко, Шлихтинг, Хенгне (всех не перечислить!) могли бы быть украшением любой воинской части: это были правильные офицеры!
Все мы в Чарджоу страдали «ковроманией». Редко кто из приезжающих в Туркестан не заражается этой болезнью. Не избежал ее и я, и за мою трехлетнюю службу там приобрел несколько очень хороших ковров керкинских, марвских и афганских.
Жили мы тихо, скромно, никого не обижали, и нас никто не трогал. Хорошо живут im окраинах: люди там всегда добрее и сердечнее, чем внутри России. Дружно жили и мы — все офицеры Управления и всегда были рады видеть друг друга, съезжались по 20-ым числам в Ашхабад. Только один из нас, ротмистр Морозов, с душой охранника, влекомый преимуществом охранки и неудовлетворенный службой на железной дороге, ушел спустя некоторое время в Нижний Новгород и хорошо сделал: он портил чистый воздух на железной дороге.
