Как воскреснет Россия? - Меньшиков М.О.
Скачать (прямая ссылка):
В течение тридцати лет я наблюдал за попытками русских людей открыть полюс и изобрести воздушный корабль. Четверть века назад меня приглашали на доклады Шубина, прозимовавшего в устьях Лены, и на полет «нашего Цеппелина» Костовича. Правительство русское и тогда, н несколько позже, давало кое-какие средства на разрешение великих задач. Оно снаряжало экспедиции из молодых моряков на Новую Землю и крайний север Сибири, а господину Костовнчу предоставлен был целый эллинг на Малой Охте. Упрекнуть правительство, что оно вовсе было равнодушно к нашей национальной славе, нельзя. Сравнительно в недавнее время громадные деньги были истрачены на ледокол, тайная цель которого была вовсе не в том, чтобы разбивать лед в Маркизовоп луже. Высокодаровитыи и пылкий адмирал Макаров ходил на ледоколе открывать полюс, но, повредив свою посудину, вернулся ни с чем. Идеей открытия полюса, как и воздухоплаванием, сильно интересовался гениальный Менделеев. Он даже мечтал быть похороненным во льдах Северного полюса. Помните также шумный полет Менделеева на воздушном шаре в Клину во время солнечного затмения? Сколько было больших надежд, и как они плачевно не сбылись! Макаров и Менделеев, я думаю, не чета Куку и Райту,— куда покрупнее их. Почему же Кук дошел до полюса, а Макаров не дошел? Отчего Райт полетел, а Менделеев не полетел?
Мне кажется, Россия сама по себе с своей природой и даровитым племенем, ничуть не хуже Америки пли Европы, но между нами и западом та разница, какая между порохом подмоченным и сухим. Одни и тот же порох, т. е. в тех же пропорциях селитры, серы, угля, в одном случае горит, в другом — пет. Россия отсырела. Она за эти полтораста лет пропиталась
Образование
411
какими-то влияниями, вошедшими в ее поры, обессилившими нашу вос-пламенимость и способность к взрыву мы как-то проржавели, потеряли расовую упругость, порыв к великому делу и упорство в его достижении. Странно вспомнить, но почти все наши великие географические открытия мы сделали в эпоху «старого режима» — между Иваном Грозным и Николаем I. Беринг, Телушки н, Беллинсгаузен, Крузенштерн подходили к обоим полюсам гораздо ближе, чем последующие наши экспедиции. А в воздухоплавании воздушный шар был изобретен русским крестьянином на Урале ранее Монгольфьера. «Мифическое открытие,— скажете вы,— однако дальше его в воздухоплавании мы не пошли». Ничем иным я не могу объяснить печальную отсталость России, как ее национальным расстройством. Спас Россию и погубил ее один и тот же гениальный человек; он взял от запада одновременно и нужное, и ненужное. Спасительна была наука, но только точная наука. Благотворно искусство, необходимы изобретения, но совершенно не нужно было западное невежественное презрение к нашей национальности, западное недоверие к нашему таланту, западное сомнение в нашей культуре. При Петре и после Петра в Россию вместе со светом и чистым воздухом напустили и эти отравленные миазмы. Раскольники прозорливо почувствовали пришествие Антихриста. В самом деле, в Россию проник тогда и укрепился дух «отрицанья, дух сомненья», дух самооплевания и самопрезрения. Петр как бы вынул из общества русского то, чем Россия строилась: веру в свое «я». Именно с тех пор начались гнилые причитания: «Где уж нам! Что уж! Куда нам!» и пр. До Петра, подобно всякому свежему народу, вышедшему из недр природы, русский народ своим национальным идолом считал самого себя. Как для ассирийцев Ашур был бог и национальное имя, так «Святая Русь»: после небесного Бога, она была для наших предков самым дорогим, священным, возвышенным, заветным, что было под небом, для чего стоило жить и отддть жизнь. Религия народности своей давала массовое единодушие, единодушие порождало присутствие громадной силы. Как в сухом порохе каждая порошинка знает, что она вспыхнет не одна и не погибнет бесследно, так в народе с сохранившеюся национальностью. Все, как один! Сознание, совершенно безотчетное, что ты и родина — одно, двигало Ермака в Сибирь, Телушкина — на Крайний Север, Суворова — на Альпы. Каких гигантских дел не натворил бы русский человек, если бы до сих пор оставался сплоченным подобно англичанам, немцам, японцам!'Но мы, начиная с Петра, распахнули все двери и окна, внешние и внутренние. Вошла стихия, чуждая нашей национальное природе, органически ей враждебная. В полуистребленную
412
Михаил Осипович Меньшиков
старинной тиранией знать нашу вкатилась громадная инородческая волна. Нахлынули на русское общество разные религии, разные национа-лизмы, разные культурные одушевления, и наш дух народный потерял психологический состав свой. Порох отсырел.
Остывшие
Сейчас в России, если бы даже Менделеев илн Татаринов полетели, как Цеппелин, разве возможна была бы в Петербурге та патриотическая демонстрация, которая произошла на днях в Берлине по случаю прилета изобретателя с визитом к императору? Когда сигнальный шар дал знать, что Цеппелин идет, разом зазвонили все церковные колокола столицы, военные оркестры заиграли гимн и миллионная толпа вместе с императором и всеми властями, обнажив голову, хором запела: «Deutschland ueber Alles!» Вы, конечно, читали подробности этого исторического торжества. Оно было как бы официальным открытием воздухоплавания, первым днем новой эры. Трогательна была встреча двух немцев — императора Вильгельма и графа Цеппелина, удивительно по пылкости всенародное чествование 72-летнего старца-изобретателя. В этот момент монарх Германии демонстративно поставил представителя национального гения рядом с собою, на своей державной высоте, и как бы короновал его всенародной благодарностью! Перед балконом дворца, где император держал под руку кланявшегося народу старца, гремело,— точно из груди всей нации,— «Deutschland, deutschend ueber Alles!» Скажите, возможно ли было бы что-нибудь подобное у нас? Нет, безусловно невозможно. Даже сказать громко: «Россия выше всего!» — помилуйте, разве это придет кому-нибудь в голову? Разве дерзнул бы кто-нибудь хотя бы шепотом сказать такую ересь? В миллионной толпе русских достаточно тысячи насмешливых еврейских или финских улыбок, и вот уже национальное чувство сорвано. Вместо древнего сознания «родина выше всего» язык лепечет подсказанные антихристом мерзости, смысл которых тот, что родина гораздо ниже всего, что есть на свете. Но если родина в самом деле ниже всего, то даже Менделеевское великое сердце вянет, ддже Макаровский энтузиазм остывает — как раз в ту минуту, когда серьезная работа начинает быть плодотворной. Недостаток веры в свое «я» — вот что останавливает денационализированный народ на всех путях его. Недостаток народной гордости даже гениальные таланты заставляет опускать крылья. «Где уж нам!» — шепчет антихрист, н русский
