День мира - Линдорф А.
Скачать (прямая ссылка):
Н. ЛОГИНОВА.
МОСКВА. 29 сентября 1960 года.
От редакции: Прочитав два этих письма, мы сообщили автору, что задание им уже выполнено.
мы не подкачаем
Товарищи из редакции!
Яуслышал по радио обращение, собрался с духом и вот пишу вам. Ведь я как раз один из тех, кто родился 27 сентября 1935 года.
Рассказывать о прошлом мне особенно нечего. Родился в крестьянской семье в селе Ново-Ключи Новосибирской области. Не знаете такого? Очень хорошее село. Если бы умел художественно писать, постарался бы прославить свое село. Еще в Прокопьевском горном техникуме, где учился после школы, участвовал в художественной самодеятельности. Окончил техникум, поработал три с половиной года в шахте «3—3-бис» треста Сталинуголь, а в 1959 году поступил в Сибирский металлургический институт. И хотя стал человеком степенным, женат, имею дочку, страсти своей к сцене не изменил.
Для наглядности посылаю вам две фотографии. Первая изображает часть нашей учебной группы в институте, Слева первый — М. Авилов, четыре года работал в шахте забойщиком, окончил вечернюю школу и теперь в институте. Рядом с ним А. Цуканов, тоже производственник. А вот третий, с немного вылупленными глазами,— это я, Александр Обухов. Почему я так вылупил глаза, сам не понимаю, наверное, хотелось покрасивей быть. Интересно, что все до одного в нашей группе прежде чем прийти в институт вдоволь поработали.
Теперь второй снимок. Здесь я уже выступаю в качестве артиста агитбригады нашего института. Вы, конечно, узнаете меня. Я стараюсь улыбаться, хотя и волнуюсь порядком. Я вместе с В. Есмаевым исполняю злободневные куплеты. Текст, может, не высшего качества, но до студентов доходит.
Так вот и течет мое время. Комсомольская организация. Институт. Клуб. Дом. А во время напряженных сельских работ наша бригада выезжает на село: поем, танцуем, играем на разных инструментах, читаем стихи.
Инженерами будем, можете быть спокойны, не подкачаем. Мы уже знаем, почем фунт лиха, трудностями нас не удивишь.
АЛЕКСАНДР ОБУХОВ, будущий инженер.
СТАЛИНСК. ВСЕСОЮЗНОЕ РАДИО, 27 сентября.
Кемеровская область.
713
над нами — одно небо
тт оя родине — Гватемала, страна, которую называют «цар-|У| ством вечной весны». Иностранцы пьют кофе, лакомятся бананами, жуют резинку — и все это из Гватемалы. Но они мало знают о людях, которые добывают этот кофе, эту резинку — чикле Они мало знают о них — потомках древнего индейского племени майя. Земля моей страны хранит тайны великолепных древних городов и грандиозных дворцов. А сейчас на этой щедрой земле трудятся, истекая потом, в девственных лесах почти невольники — последние остатки вырождающегося племени.
Я родилась в столице, Гватемале, в 1935 году, когда страной правил диктатор Хорхе Убико. В народе его называли «моторизованным палачом»— за то, что только под грохот мотоциклов и под защитой ощетинившихся дулами автоматов и стальной брони шлемов он решался время от времени объезжать настороженно притихшие города и селения.
В годы моего детства людей преследовал постоянный страх. Людям разрешали ходить только по одной стороне улицы, запрещали собираться группами. Их казнили за малейшую провинность. Латифундистам предоставили право расстреливать каждого, кто переступал границу их владений. За одно сочувствие коммунистам людей подвергали страшным пыткам.
На тихой окраине, среди сосен, где я жила с родителями, стояли небольшие двухэтажные домики. По воскресеньям мы отправлялись в центр. По широкой авениде, рядом с разодетыми европейцами, сгибались под грузом чернорабочие-индейцы, женщины несли за спинами детей.
А по вечерам ярко освещенные улицы пустели. Люди прятались в домах, плотно задергивая шторы...
Мы переехали в Никарагуа. Это было мое первое знакомство с самолетом: за какие-то полтора часа подо мной промелькнули целых два государства, таких же маленьких, как Гватемала,— Сальвадор и Гондурас.
Но в Никарагуа мы прожили недолго. Отец мой, учитель, всю свою жизнь воевал за свободное, демократическое светское образование, а это властями расценивалось как протест против существующего строя.
Помню тревожные дни, частые отлучки отца. Беспокойное ожидание в глазах матери. Помню, как мы жгли книги, бумаги, каждую минуту ждали ареста.
Мы вернулись в Гватемалу, когда там уже начались революционные выступления. По улицам столицы прошли студенты в черном со скрещенными на груди руками,— они не хотели сражаться в антинародной армии Убико. По рукам ходили прокламации. Мы, школьники, мелом писали на стенах домов: «Смерть Убико!». Стоголосое «Убирайся!» гремело перед президентским дворцом.
Мой отец был другом Аревало — человека, которого революционная хунта выдвинула кандидатом в президенты будущей демократической Гватемалы. И вот однажды в наш дом ворвались полицейские — цепные псы доживавшего последние дни Убико. Отца арестовали.
Он вернулся, когда вспыхнула революция. Это было в октябре 1944 года. Да, наша революция — тоже октябрьская! В то время мне исполнилось шестнадцать лет, я окончила школу и решила стать учительницей, поехать в далекий, глухой поселок. Честно говоря, там, в лесах, я впервые по-настоящему познакомилась с жизнью моего народа, жизнью, которая казалась такой экзотической издали и оказалась такой нелегкой вблизи.
