Вопросы истории и археологии западного Казахстана - Кушкумбаев А.К.
Скачать (прямая ссылка):
Кушкумбаев Айболат Кайрсля мович - кандидат исторических наук, доцент кафедры «Политология и история» Кокшетауского университета, г. Кокшетау, Казахстан
I Об этой функции косвенно пишет И. Барборо (см. Барбаро. 1971, С. 150 и примечание
79).
27 жизнью, раз так сказал император <...> Все стойбища устанавливаются и перемещаются по повелению кана; поскольку он сам определяет места для вождей, которые [в свою очередь назначают места] для тысячников, а они - для сотников, а те - для десятников» (Ц. де Бридиа, 2002, С. 121, 122). Повеления монгольского хана не подлежали обсуждению и изменению, т.к. «не в обычае, чтобы кто-либо переиначивал решение и указ каана, а тот, кто бы это совершил, являлся бы преступником» (Рашид ад-Дин, 1960, Т.ІІ, С. 12; см. также Киракос, 1976, С. 167). Нарушение воли верховного правителя и отход от установлений Ясы каралось законом. Высокий авторитет ханской власти, личная харизма2 «Избранника Неба», вкупе с выработанной политической концепцией идеологии «чингизизма», идущая от основателя династии по инерции при первых преемниках и действовала безотказно на современников - подданных и иностранных послов. Кроме того, имперская политическая мифология, базирующаяся на феноменальных военно-стратегических успехах монголов, рисовала образ тотального могущества империи, усердно внедряемая среди населения, и не давала потенциальных возможностей для сомнений в исключительности «Золотого рода» у окружающих. Отсюда и гипертрофированное («изумительная») представление иноземных гостей - посланников и путешественников о характере власти монгольских властителей, прошедших, к тому же, через сложный монгольский придворный церемониал. Матфей Парижский в своей хронике пишет, что татарский народ «имеет повелителя, за которым следует, которому послушно повинуется и [которого] почитает и величает богом на земле» (Матфей Парижский, 1979, С. 143-144). Сказанное, конечно, не означает, что власть хагана монголов стала исключительно мегацентристской. При всем политическом универсализме Монгольской империи ее территория была поделена по бытующей среди кочевников традиции на крылья и огромные уделы первого, а затем второго поколения Чингизидов и рассматривалась как достояние всего «Алтан уруга». Можно сказать, что основной тенденцией политического развития кочевой империи было непрерывное дробление подвластных территорий и населения и переход от всеобщего моноцентризма к региональному полицентризму высшей властной структуры. В политической практике улусов встречается раздвоение политической власти внутри правящей династии - Бату-Орду, Токта-Ногай носящее иногда подобие политического дуумвирата или соправления, причины которого кроются как в традициях политического управления номадов, так и в конкретных исторических обстоятельствах, обуславливавших это явление. Реальная слабость верховной ханской власти могла очень часто быть детерминирована низким авторитетом и соответствующим невысоким (слабым) рейтингом популярности того или иного суверена, очень часто заканчивавшаяся его свержением. Иначе говоря, любой вакуум (политическое бездействие) внутри высшей политической власти, рано или поздно всегда мог быть заполнен со стороны многочисленных активных харизматичных претендентов царствующего дома или политически искушенных сановников, которых почти всегда было в избытке. Позитивные личные качества и приобретенные добродетели носителя «Высшей благодати» делали его как прославленным, уважаемым и любимым войском и народом с позитивным имиджем так же как в случае
2 О харизме монгольских каанов имеются специальные исследования (см. Скрынникова, 1997; Крадин, Скрынникова. 2006, С. 295-320).
28 «плохой природы и испорченности нрава» и преобладания отрицательных свойств характера приводили к политическому краху, низложению с престола, изгнанию или позорной гибели венценосца.
Помимо указанных выше функций хан как верховный главнокомандующий выдвигал и назначал кадры на высшие командные должности в армии, непосредственно руководил или определял стратегию завоевания и подчинения окружающих государств и народов, мог распределять полученные материальные ценности, доходы, земли, покоренное население. Проявленный военный талант, индивидуальная воинская доблесть на поле боя и удачные военно-политические акции, направленные на покорение кочевых племен и оседло-земледельческих стран, дававшие баснословную добычу, а также высокие морально-нравственные качества личности по этическим критериям номадов неуклонно способствовали поднятию престижа в широких массах личной власти монарха. Прямые преемники первых монгольских ханов и правителей улусов доказывали свою политическую дееспособность, прежде всего, как военачальники - руководившие войском и походом. Сыновья Джучи - Бату и Орду, Толуиды - Мункэ, Хулагу и Хубилай становились настоящими властителями не только по установленной политической традиции наследования, как старшие сыновья в своих семьях, но и во многом как удачные полководцы - завоеватели чужеземных народов и государств. В этом плане характерно, что решение Бату, как <шка», т.е. старшего в роде Чингизидов второго поколения и имевшего права созыва курултая родственников о выдвижении старшего сына Толуя - Мункэ на каанский трон было промотивировано тем, что его избранник «неоднократно водил войска в [разные стороны] на войну и отличается от всех [других] умом и способностями». В семилетнем походе «[Менгу-каан] привел в покорность и подданство племена..., кипчаков,... и черкесов; предводителя кипчаков Бачмана, предводителя племен асов и город... Мснгу-каан захватил и, произведя казни и разграбление, привел в покорность» (Рашид ад-Дин, 1960, Т.ІІ, С. 129). Поэтому политический вес главы монгольского государства определялся не только происхождением, но и его военными триумфами и громкими победами. В этой связи А.Г. Юрченко совершенно верно подметил, что монгольская (кочевая) «военная аристократия выбирала лидера, который запускал механизм экспансии» (Юрченко, 2006, С. 55). В традиционном ритуале интронизации хана в Золотой Орде военный аспект его власти выражался, по словам И. Шильтбергера в том, что претендента «сажают на престол и вручают ему золотой меч» (Шильтбергер, 1984, С. 44), что символизировало силу и военную мошь государя.
