Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе - Козлов В.А.
ISBN 5-85646-128-2
Скачать (прямая ссылка):
2 РГАНИ. Ф. 89. Перечень 27. Док. 22. Л. 1—4.
3 Там же. Перечень 11. Д. 138. Л. 1.
57
КРАМОЛА
положенность больного социума к разнообразным формам выражения недовольства. Реально или потенциально конфликтные периоды как бы обрамляют и время пребывания Брежнева у власти, косвенно свидетельствуя о социальной нежизнеспособности «застоя» как формы правления и образа жизни. Страна вступала в новую эпоху, уже сидя на бочке с порохом с зажженным фитилем.
Нарастание кризисных явлений и новая вспышка простонародного недовольства отодвинули правозащитников на периферию антиправительственных выступлений. На поверхность начали выходить новые силы, гораздо менее интеллигентные, но и гораздо более активные и опасные для власти. С конца 1970-х гг. докладные записки КГБ в ЦК КПСС все больше сосредоточиваются на «внедиссидентской» крамоле (подпольные организации, террористические акты или их подготовка, возрождение националистического подполья на окраинах и развитие русского национализма в России) и все меньше беспокоятся об. «остатках» смятого правозащитного движения.
Одновременно происходило своего рода «сгущение» мотивов «простонародных» антиправительственных действий, их концентрация вокруг наиболее существенных вопросов жизни: зарплата, уровень жизни, дефицит продовольственных и правительственных товаров. Это были первые симптомы того, что политика подкупа населения необеспеченными деньгами зашла в тупик. А на смену купленной лояльности и «симбиозу» могли прийти массовое недовольство и простонародный протест, сокрушившие в свое время легитимность и авторитет Хрущева.
С конца 1970-х гг. все активнее вели себя идеологи подпольного и полуподпольного русского национализма, имевшие возможность, в отличие от либеральных диссидентов, апеллировать к чувствительным струнам национальной души, спекулировать на националистических предрассудках недовольного народа. Подобные нападки на власть за ее недостаточную «русскость»
58
Введение
способны были привлечь гораздо больше плебейских сторонников и сочувствующих, чем либеральные идеи правозащитников. При этом любая попытка публично дискредитировать «русскую правую» обернулась бы против самой власти — ведь не о «реставрации капитализма», а о «патриотизме», национальных святынях вели речь националисты, выстраивая изощренные демагогические схемы. Да еще и предлагали исключительно простые объяснения: дела идут плохо, потому что у руководства страной стоит много евреев, иногда подобные утверждения сопровождались даже «статистическими» выкладками, довольно широко ходившими по рукам, в том числе и в среде правоверных коммунистов. (Я хорошо помню, как уже при Горбачеве один из сотрудников аппарата ЦК КПСС в приватной беседе довольно цинично излагал планы соединения коммунистической организации в РСФСР с «русской идеей». Все эти «интеллигентные» экзерсисы были приправлены изрядной долей вульгарного плебейского антисемитизма.)
Информация КГБ при Совете Министров СССР в ЦК КПСС от 28 марта 1981 г. о распространении так называемого «русизма» по своему тону и содержанию очень напоминала аналогичные документы середины 1960-х гг., когда тайная полиция столкнулась с новой формой оппозиционности (правозащитное движение) и с тревогой и озабоченностью пыталась понять своего нового противника.
«В последнее время, — писал председатель КГБ В. Чебриков, — в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя «русистами». Под лозунгом защиты русских национальных традиций они, по существу, занимаются активной антисоветской деятельностью. Развитие этой тенденции активно подстрекается и поощряется зарубежными идеологическими центрами, антисоветскими эмигрантскими организациями и буржуазными средствами массовой информации. Спецслужбы противника
59
КРАМОЛА
усматривают в ней возможность для подрывного проникновения в советское общество...
Согласно документальным данным, противник рассматривает этих лиц, как силу, способную оживить антисоветскую деятельность в Советском Союзе на новой основе. Подчеркивается при этом, что указанная деятельность имеет место в иной, более важной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя в глазах общественного мнения т.н. «правозащитники».
Изучение обстановки среди «русистов» показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организационную форму.
Опасность, прежде всего, состоит в том, что «русизмом», то есть демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, памятников старины, за «спасение русской нации», прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя».
В общем-то «русизм» в начале 1980-х гг. не представлял собой сколько-нибудь серьезного движения, но это было отчетливое общественное настроение — опасное для власти и довольно новое для советского «интернационального» режима. Если соотнести эту националистическую тенденцию с расцветом национализма на периферии советской империи, то станет ясным, что перед коммунистическими олигархами на рубеже 1970—1980-х гг. замаячила угроза куда более серьезная, чем традиционные обвинения в бюрократическом перерождении и измене «делу Ленина» или полулегальная либеральная правозащитная критика КПСС со стороны сердитых московских интеллектуалов.