Легенды седого Иртыша - Галязимов Б.
Скачать (прямая ссылка):
Но пока рамазан не наступил, можно было как следует потешить душу. И, наверное, поэтому по кривым улочкам Епанчин-ских юрт плыли острые запахи баранины и кизячного дыма. Женщины варили мясо в крутобоких медных котлах прямо под открытым небом, возле подслеповатых мазанок. Запах варева доносился даже до реки,
123
и Яниш, ловивший стерлядь на цепкие крючья, уже подумывал, не смотать ли снасти да не отправиться ли домой.
Стоял солнечный безветренный день. Иртыш спокойно катил свои воды куда-то на север, в страну Вечной тьмы. Неподалеку копытили сочный выгон и ржали нагульные кобылицы.
Неожиданно в нескольких шагах от Яни-ша всплеснула вода. Юноша настороженно скосил глаза туда, где полоскал свои гибкие ветки тальник. Показалось Янишу, будто по реке что-то плывет.
Яниш поднялся, огляделся по сторонам и, осторожно переставляя ноги, обутые в мягкие ичиги, дошел до куста.
В воде баюкало человека. По доспехам и сапогам с железными набивками Яниш сразу узнал русского.
Покачиваясь на кривых ногах, Яниш сходил за веревкой, заученным движением рук захлестнул петлю, ловко накинул ее на ноги утопленника и, увязая в илистом дне, с трудом выволок тело на берег.
Воин был без шлема, с кудрявых волос
124
струями сбегала вода. Искрящиеся капли ее путались в черной густой бороде.
На русском были тяжелые панцири с медной оправой. На груди сверкал, переливался огромный золотой орел, а на поясе висела дорогая сабля в тяжелых ножнах.
Яниш бросился бежать в юрты.
— Урус! Урус! — кричал он, пугая встречных.
Вскоре все татары — и стар и мал — двинулись за Янишем к берегу Иртыша. Юноша довел их до тальника. Долго и внимательно рассматривали русского. Наконец мурза Кайдаул выдохнул:
— Это он, Крмак.
И сразу берег Иртыша огласился радостными криками...
Обо всем этом в 1660 году калмыцкий тайша Аблай рассказал тобольскому сотнику Ульяну Ремезову. Тайше можно было поверить. Он знал немало такого, что татары держали в строжайшей тайне.
125
Ловушка
Около двух лет бывший царь лоскутного Сибирского Юрта скитался по бескрайним ковыльным степям, вяз в коварных приир-тышских болотах, тонул в ледяных водах рек. Колесо его судьбы крутилось лишь в одном направлении.
По ночам последняя опора хана, его верные ордынцы, накидывали на морды лошадей мешки с арпой — ячменем и хоронились то в непролазных чащобах, а то на забытых самим аллахом островах.
Беспокойными, наполненными страхом были эти ночи для Кучума. В любой тени виделся ему «урус», любой трухлявый пень принимал он за врага — гяура.
Былая столица хана находилась совсем рядом. Днями, когда ветер дул со стороны древнего Искера, до чуткого уха Кучума долетал звон металла. Видать, неверные ковали оружие. А иногда приносил с собой ветер грохот арб, лошадиное ржание и невнятные голоса дружинников Ермака. Те, как казалось Кучуму, все еще пировали победу.
126
Хан вынашивал лютую злобу, острым ножом сидела она в его сердце. Русский атаман отнял у него все, чем он был богат: вороха мягкой рухляди, множество золотых и серебряных украшений — все, что осталось в покинутой столице, попало в руки гяуров. Они отняли у Кучума жен и детей. Сейчас не ему, хану, а безвестному пришельцу из-за Югорских гор кланяются в пояс купцы больших и малых стран, раскинувшихся там, где всходит вечное солнце. Не ему, а русскому атаману приносят дань остяцкие да вогульские князьки.
Подумать только! Еще недавно все они заверяли хана, что узы их дружбы вечны, как вечен аллах. И вот после первого же поражения поджали хвосты и бросились лизать руку Ермаку. Лазутчики доносили Кучуму, что остяки клялись русскому атаману в любви и вечной преданности у медвежьей головы, а вогулы — у рассеченной надвое собаки.
Горе ему, Кучуму! Даже в его стане нашлись предатели. Они тоже переметнулись на сторону Ермака. Трудно поверить, но та-
127
тары, стоя на коленях перед неверными, целовали окровавленную саблю. Что еще может быть позорнее для мусульманина?!
Все эти месяцы, затяжные, полные тревог, носил Кучум в своем сердце жгучую ненависть к Ермаку. Белые цветы ему казались черными. Желтый месяц казался умытым кровью. Сейчас только месть, одна лишь месть могла залечить душевные раны гордого старца. Он не сумел одолеть Ермака в открытом бою. Он его одолеет хитростью.
Ка к гласит Строгановская летопись, месть свершилась 5 августа 1585 года «на предпразд-нество Преображения господня». А до этого откуда-то из раздольной Вагайской степи в Искер на низкорослых ногайских конях прискакали два запыленных бухарца. Долетев до Ермакова жилища и спешившись, они упали с хорезмских седел прямо к ногам атамана. Прижимая бараньи шапки к груди, говорили, перебивая друг друга. Вели, дескать, из далекой Бухары к Искеру караван с разноцветными коврами, кишмишем, фарфором и дорогим камнем — лалом, но же-
128
стокий Кучум преградил им дорогу. Уливаясь слезами, просили гонцы помочь погонщикам верблюдов — караван-баши.
Ермак не заметил хитрого блеска в глазах «бухарцев». Не скрывая негодования, думал он о Кучуме. Выбитый из своей столицы, потерявший всякую надежду на власть, хан, как голодный волк, рыскает по степи, нападает на преданных Ермаку татар, грабит идущие в Искер караваны. Если так будет продолжаться и дальше, купцы забудут дорогу к Сибири.
