Роман об Александре Македонском по русской рукописи 15 века - Ботвинник М.Н.
Скачать (прямая ссылка):
Вопрос этот не мог не волновать читателей Александрии. Мог ли рас-считывать Александр, что ему удастся избежать мучений в мрачной пещере? Христианская догматика достаточно определенно решала вопрос о загробной судьбе даже и добродетельных, но некрещеных людей.
«... Не спасут Одни заслуги, если нет крещенья, Которым к вере истинной идут; Кто жил до христианского ученья. Тот бога чтил не так, как мы должны, —
объяснял Данте в аду Вергилий:
Таков и я. За эти упущенья, Не за иное мы осуждены, И здесь по приговору высшей воли Мы жаждем и надежды лишены».
(Ад, IV, 34—42).
II*
164
Я. С. Лурье
К этой же мысли, очевидно, склонялся и автор сербской Александрии. «Радуйся, всех глав глава, егда бо весь мир приимеши... — приветствует Александра рахманский царь-учитель Ивант, — егда вся земьская приоб-рящеши, тогда и ада наследиши». «Почто сие слово речи ми?» — спрашивает смущенный этим странным приветствием Александр. «Велеумному не подобает толковати», — отвечает Ивант.45
Не оставляя читателю надежды на загробное спасение Александра, автор сербской Александрии зато был более снисходителен к добродетельным рахманам. «Житие» их, как мы уже знаем, было «бестрашным»: отходя от «сего тленного жития», они переходят «в другое нетленное»; именно поэтому Александр, завидуя им, говорил, что' хотел бы вместе с ними встретить «второе пришествие» близ рая. Это явное превосходство рахманов над Александром находило некоторое оправдание в том, что они были потомками библейского Сифа. О том, как Христос в порядке особого снисхождения извел из ада некоторых ветхозаветных праведников, рассказывал и Данте:
Им изведен был первый прародитель, И Авель, чистый сын его, и Ной, И Моисей, уставщик и служитель, И царь Давид, и Авраам седой, Израиль, и отец его, и дети, Рахиль, великой взятая ценой, И много тех, кто ныне в горнем свете.
(Ад. IV, 55—61).
Отнесение к этим «многим» рахманов было, конечно, натяжкой составителя сербской Александрии — рахманы были все-таки не библейскими патриархами, а лишь потомками одного из них, и притом потомками, не узнавшими крещения. Русский редактор не смог, очевидно, согласиться с таким излишне оптимистическим решением вопроса об их загробной судьбе. К разговору Александра с рахманами он присоединил диалог, восходящий к хронографической Александрии (где рахманы не были потомками Сифа и где вопрос о бессмертии души вообще не ставился).46 Александр предлагает рахманам дать им что-нибудь из того, чего нет в их земле. «Дай же нам, царю Александре, бесмертие, помираем бо!» — восклицают «единемы усты» рахманы. Но этого не может им дать и Александр: «Не бесмертен аз еемь, каково бесмертие вам подам?».
45 Характерно, что в связи с таким решением сербской Александрией вопроса о загробной судьбе Александра, на фреске, помещенной в сербском монастыре святого Георгия вблизи г. Пирота, Александр вместе с Дарием и Пором изображен среди адских мук (Ст. Новаковип. Приповетка о Александру Великом у староj cpncKoj кньижевности. II оделенье гласника Српског ученог друштва, кн. IX. Београд, 1878, стр. XXX—XXXI).
46 В. И с т р и н. Александрия русских хронографов. Приложение, стр. 86. Ср. ниже, стр. 205—206.
Роман об Александре Македонском в русской литературе XV в.
165
Вставка эта явно противоречила тем местам сербской Александрии, где говорилось, что рахманы без страха переходят из «тленного жития» в «нетленное», и явному превосходству рахманов над «тленным» Александром, обреченным на муки ада. Рахманы все-таки оставались в сербской Александрии образцом добродетели, идеалом, недостижимым для остальных героев романа. И это не могло не беспокоить тех благочестивых читателей, которые рассматривали сербскую Александрию с позиций официальной церковной идеологии.
Заслуживали ли рахманы такого прославления? Рахманы, как мы знаем, хорошо были известны на Руси — о них рассказывала еще Хроника Георгия Амартола, известная на Руси с XI—XII вв., их упоминала «Повесть временных лет», они фигурировали в переводных апокрифических сказаниях и в послании новгородского владыки Василия его тверскому собрату. Но кто такие были рахманы? Быт их был странен и несколько противоречив. Некоторыми чертами они напоминали хорошо знакомых читателю монахов, но вместе с тем и отличались от них — и весьма существенно. С одной стороны, они не несли монашеских обетов, имели жен (хотя и живущих на особом острове и навещающих мужей раз в год), не были даже христианами. Но, с другой стороны, они не имели и достаточно известных мирянам пороков, которыми отличались русские черноризцы XV в.: не «во/сочились по миру», не «стяжали села», не «порабощали христиан», не собирали «неправедно сребро и злато». Совсем свободные от мирских интересов, «нагие», совлекшие с себя все страсти, не думающие о «ратех» и «кровопролитиях», древние рахманы могли наводить читателей на весьма опасные размышления.
Какие именно это были размышления — мы узнаем из того самого сборника Ефросина, где помещена сербская Александрия. Наряду с Александрией, как мы уже отмечали, Ефросин переписал «Слово о рахманех», заимствованное у Амартола, но дополненное. Смысл этого дополнения мы поймем, если сопоставим описание быта рахманов у Амартола и у Ефросина:
