Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов Том 5 - Бартольд В.В.
Скачать (прямая ссылка):
Джемаль Карши посвящает отдельные главы различного размера нескольким городам (Алмалык, Кашгар, Хотан, Ходженд, ферганские города, Шаш, т. е. Ташкент, Барчкенд и Дженд) с краткой характеристикой каждого города и кратким перечислением происходивших из него ученых и других замечательных людей. Автор родился в Алмалыке (из Баласагуна происходил его отец), потом переселился в Кашгар, посещал и некоторые другие города 49. Следы упадка отмечаются в Кашгаре, который в то время был разорен, и в Дженде, который «в прежнее время был боль-
43 Мухаммед-Хайдер, 364.
44 Петровский, Башня «Бурана», стр. 353.
45 Бартольд, Туркестан, ч. I, стр. 141.
46 Там же, стр. 140.
47 Махмуд Кашгарский, I, 60 и 112; китайскую транскрипцию названия см. Bret-schneider, Researches, vol. I, p. 18.
48 Бартольд, Туркестан, ч. I, стр. 140.
49 Сведения о нем см. Бартольд, Мулхакат-ас-Сурах, стр. 286.
156
Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии
шим городом», хотя и в то время в нем происходила оживленная торговля. Только о Кашгаре сообщается, что он подвергся нашествию джута (джете) — термин, который встречается здесь впервые 50 и потом употреблялся в Китайском Туркестане в том же смысле, как в Западном Туркестане слово казак, т. е. для обозначения отрядов кочевников, отделившихся от своего рода и племени и обратившихся в разбойничьи шайки. Нападение джута произошло зимой, год не указывается; было перебито много народа и уведено в плен до 4000 малолетних. В культурно-историческом отношении интересно сообщение, что в Кашгарской области при обработке полей не пользовались ни быками, ни коровами, довольствуясь огородными инструментами (слово, употребленное в тексте, собственно, имеет значение 'топор') 51. Теперь в Кашгарии, по-видимому, такого недостатка в рабочем скоте нет.
В XIII в. продолжались, хотя и очень медленно, успехи исламиза-ции и отуречения Туркестана. Еще при Чингиз-хане произошло обратное тому, на что рассчитывал Кучлук: те из кара-китаев, которые уцелели во время занятия края монголами, приняли мусульманскую одежду 52. Положение мусульман теперь было лучше в бывших владениях кара-китаев, чем в бывшем государстве хорезмшаха Мухаммеда, вследствие упорного сопротивления, которое в некоторых городах было оказано монголам. В Самарканде в 1221 г. старшины были поставлены из представителей разных народов; главный начальник был из кара-китаев и был человеком китайской культуры; мусульмане могли владеть садами и пашнями только сообща с китайцами, кара-китаями или другими. Несколько лет спустя, при Угэдэе, наместником Самарканда и Бухары был назначен человек с китайским именем или титулом (Чонсан-тайфу), упоминающийся еще в 1268 г.53; этим, вероятно, следует объяснить факт чеканки в Бухаре, единственный раз в истории этого города, медной монеты с китайскими иероглифами. В последующее время мы уже не видим в мусульманских областях правителей из немусульман, хотя говорится о прибытии в мусульманские города переселенцев с востока. По словам Чан Дэ, в Алмалыке вместе с мусульманами жили китайцы и даже постепенно получали преобладание китайские нравы 54.
Гонение на ислам, происходившее при Кучлуке, при монголах, конечно, не возобновлялось, хотя Чагатай, как ревнитель монгольского обычного права, иногда привлекал мусульман к ответственности за соблюдение обрядов ислама. По поводу смерти Чагатая (1242 г.) Джувейни приводит персидское стихотворение одного поэта, оканчивающееся стихом: «Тот, из страха перед кем никто не входил в воду, потонул в океане, очень
50 Бартольд, Туркестан, ч. I, стр. 146. 61 Там же, стр. 144.
52 Bretschneider, Researches, vol. I, p. 29.
53 Бартольд, Самаркандский дирхем, стр. 03 и сл.; <наст. изд., т. IV, стр. 345/.
54 Bretschneider, Researches, vol. I, p. 127.
Лекция X
157
широком» (т. е. в пучине смерти) 55. Но и при Чагатае был врач-мусульманин Меджд ад-дин; кроме того, при нем пользовался влиянием богатый купец (происходивший, по Джемалю Карши, из Кермине, по Рашид ад-дину 56 — из Отрара) Кутб ад-дин Хабаш-Амид; это влияние было так велико, что Хабаш-Амид мог приставить к каждому сыну Чагатая одного из своих сыновей. Правда, Хабаш-Амид, хотя он был мусульманином и даже, как мы видели, строителем ханаки, не пользовался расположением мусульманского духовенства и сам не питал к нему расположения; его даже называли виновником смерти одного из самых известных ученых того времени, Юсуфа Секкаки, по происхождению хорезмийца. От этого ученого сохранилось на арабском языке, кроме необыкновенно популярной в мусульманском мире филологической энциклопедии «Ключ наук» (Мифтах ал-*улум), еще послание к одному из его учеников, Мухаммеду Сачаклы-заде, очевидно западному турку 57.
О научной деятельности мусульманских ученых этого периода в Туркестане нам мало известно; мы не знаем даже, кто был наставником первых чагатайских ханов, принявших ислам, Мубарек-шаха и Борака; Джемаль Карши называет мусульманкой и мать Мубарек-шаха — Эргэнэ-хатун. Хайду не был мусульманином и был похоронен, по монгольскому обычаю, на высокой горе между Чу и Или; по его распоряжению даже мусульманин Борак-хан был похоронен на горе, т. е. как монгол. Но вражды к исламу и к мусульманам Хайду ничем не проявлял; Джемаль Карши говорит о нем, что он был ханом справедливым, щедрым, милостивым, расположенным к мусульманам58. Сам Джемаль Карши видел его два раза, в начале и в конце его царствования, и получил от него милостивую грамоту (неизвестно, на каком языке). Более всего было бы любопытно знать, насколько мусульманские ученые Туркестана в то время знакомились со знаниями других культурных элементов государства. В этом отношении совершенно одиноко стоит известие об ученом туркестанце Хейбеталлахе, переселившемся потом в Персию и умершем в царствование Газан-хана (1295—1304). Хейбеталлах, по словам Рашид ад-дина, знал языки турецкий и сирийский, имел познания во всех науках и говорил речи «подобно шейхам», но Газан-хан будто бы причислял его к ученым второго сорта и сравнивал его с чиновниками, принимающими участие в государственных делах, но не имеющими доступа в самое помещение царской казны. «Я не удивляюсь, — прибавил Газан-хан, — что он и
