Античная техника - Дильс Г.
Скачать (прямая ссылка):
После этого можно задать себе вопрос, насколько книга Дильса отвечает своей цели, ясно выраженной в ее заглавии, дать представление об античной технике (хотя бы только на нескольких ярких примерах). Прежде всего, нужно сказать, что книга написана величайшим знатоком своего предмета, одним из лучших представителей „классической", теперь уже почти вымершей школы германской буржуазной, 8
С. И. КОВАЛЕВ
науки об античности конца XIX и начала XX вв., написані чрезвычайно легко и доступно, хотя и со строжайшим соблюдением всей традиционной академической внешности, критическим аппаратом, текстами и т. д. Чтение Дильса доставляет огромное удовольствие и приносит немалую пользу, так как Дильс сообщает массу ценнейших и интереснейших сведений, не известных не только широкому кругу читающей публики, но подчас даже и специалистам. Но какое отношение „Античная техника" имеет к античной технике? Строго говоря, никакого.
Дильс, конечно, не собиратель анекдотов из античной жизни. Все, о чем он говорит, основано на источниках, критически проверенных и в большинстве случаев реально существовавших в прошлом. И все-таки никакого представления об античной технике, о той технической базе, на которой стояло в течение сотен лет рабовладельческое общество Средиземноморья, книга Дильса не дает. Действительно, о чем он пишете О „паровой машине", об алхимии, о зажигательных снарядах, о „телеграфии", о часах, о военных машинах Архимеда и т. д. Все это, конечно, существовало в исторической действительности, но разве эти кунстштюки характерны для античности, разве они говорят нам об истинном уровне античной техники? Ведь сам же Дильс, как мы только что видели, утверждает, что античная „техника, запертая в узком круге любителей, начинает, как у нас в XVII и XVIII вв., тянуться к игре и игрушке". Зачем же он пиріет об этих игрушках и, главное, зачем он выдает игрушки за подлинную античную технику? Нет слов, эти игрушки очень занимательны и, до известной степени, характеризуют тот предельный уровень, до которого могла подниматься техническая мысль античного мира; но они отнюдь не характерны для античной техники в целом, они не дают никакого представления о сумме технических навыков и о характере орудий производства, которые лежали в основе материального производства античного общества. Что мы узнаеМ из книги Дильса о технике сельского хозяйства, о строительном деле, о керамическом производстве, о грандиозной оросительной системе птолемеевского Египта, об античной металлургии и т. д.? Ничего или почти ничего. Только здесь цожно и должно искать подлинную технику античного общества, а не в гениальных игрушках Герона, которые ПРЕДИСЛОВИЕ
9
так и остались игрушками, потому что они не могли найти: никакого применения в системе -античного производства. А ведь это производство существовало, и, как ни низка его техническая база, как ни ограничен круг его развития,, оно создало грандиозные произведения, остатки которых и до сих пор возбуждают наше изумление. И, HecoMHeHHov для науки гораздо более важной и интересной задачей, было бы объяснить, как в условиях рабского и недостаточно развитого свободного или полукрепостного труда с примиї ивными орудиями могли быть созданы римские водопроводы, александрийская гавань или эллинистические-суда большого водоизмещения. Для нас гораздо интереснее было бы раскрыть тайну технической эволюции античного мира, столь загадочной в условиях рабского производства, эволюции, которая ясно выступает в ряде отраслей античного хозяйства. Достаточно указать, например, на развитие-мукомольного дела, начавшего с „зернотерки" и кончившего водяной мельницей, на сельскохозяйственную технику, эволюция, которая завершилась знаменитой римской ъ жнейкой", и на многое другое. В этих вопросах мы до сих пор-бродим впотьмах, и блестящая книжка Дильса ни в какой мере не Содействует выяснению ни одного сколько-нибудь-существенного вопроса по истории античной техники. Конечно, было бы смешно обвинять в этом покойного» немецкого ученого. Гораздо интереснее выяснить, как могло произойти, что у ( Дильса получился такой колоссальный уклон в сторону раритетов, что для него понятие техника почти идентифицировалось с понятием технического фокуса,, поверхностной и легкой „надстройки" над тяжелым и грубым зданием античной техники.
Я указал выше, что Дильс, в общем, не страдает идеализацией античности и отдает себе: довольно ясный отчет о сущности античного рабовладельческого хозяйства. На он не свободен от другого порока буржуазной науки — от модернизации античности. Правда, он не грубый модернизатор типа Пельмана или Ростовцева: хотя он и говорит несколько 'раз о „фабриках", на которых работали рабы,, но все-таки капитализма и социалистической революции в древнем мире как будто не находит. И тем не менее era книга насквозь модернистична.
Модернизм, как известно, представляет очень сильное течение буржуазной науки об античности, возникшее, в сущ- 10
С. И. КОВАЛЕВ
«ости, одновременно с появлением первых серьезных работ по античной истории. Момсен был один из наиболее ранних и крупных представителей этого течения. Затем в рядах модернизаторов мы находим Эд. Мейера (известен его спор с К. Бюхером, представителем другой буржуазной шкоЛы античной историографии — школы „натуралистов"), Белоха, Пельмана, Ферреро, Ростовцева и другйх. Модернизм, как показывает самое название, „осовременивает" античность. Сознательно или бессознательно забывая о своеобразии античных социально-экономических отношений, он наделяет греко-римский мир всеми чертами буржуазных лорядков. Модернизаторы находят в античности капитализм, фабрики, пролетариат, ничем не отличающийся от современного индустриального пролетариата, социализм и т. д. Пельман даже ухитрился отыскать там Готскую программу германской социал-демократии, а Ростовцев — социалистическую революцию. Модернизм имеет ряд корней. Прежде ©сего, несмотря на то, что античные общественные порядки •были в корне отличны от буржуазных, ряд элементов античности — довольно высокое развитие товарности (при общем натуральном строе хозяйства), сложные и острые формы классовой борьбы, необычайно развитая идеология и т. д.— дает почву для проведения внешних аналогий с капиталиста- , веским обществом. Затем модернизация весьма облегчает работу историка, так как он идет по линии наименьшего сопротивления: вместо того чтобы вскрывать своеобразие античных отношений, он отождествляет их с хорошо ему известными отношениями современности и, таким образом, весьма упрощает и облегчает свою работу (конечно, за счет «ее качества). И, наконец, самое главное, модернизация продиктована определенными классовыми интересами. У модернизаторов попроще, как, например, у Пельмана, эта классовая подоснова весьма откровенна, когда он отождествляет антич- • ный потребительский коммунизм с современным научным социализмом и, победоносно расправляясь с первым, твердо убежден, что тем самым он покончил и со вторым. Бур- j зкуазно-классовая основа модернизма ясна и у Ростовцева, , в его знаменитой „теории" о том, что Рим погиб благодаря j „пролетарской революции" в III в. н. э. Другие модерниза- ! торы не так откровенны, но это, конечно, нисколько не меняет I дела. Модернизация античности как прием классовой борьбы І имеет своей задачей (сознательно или бессознательно — это і
