Вишневосадская эпопея. В 2-х т. Т. I. - Бродская Г.Ю.
ISBN 5-7784-0078-0
Скачать (прямая ссылка):
ГЛАВА 3
КУПЦЫ И БЕЛЛЕТРИСТЫ
Отношения Чехова и Немировича-Данченко, дружеские с конца 1880-х, складывались непросто.
Их сближению предшествовала литературная склока. Как повелось у российских демократов.
Именно склока, иначе не назовешь. Ее затеял Чехов. По ничтожному поводу и перебирая с раздражением.
Лишь однажды, в мемуарах «Из прошлого», изданных в 1930-х годах, Немирович-Данченко обмолвился, что у Чехова «мелькали кое-где несправедливые штуки профессиональной ревности, фраза, которая более шла бы писателю и человеку меньшего калибра» (111.2:209).
И младший приятель Чехова Н.М.Ежов, полемизируя с иконописью мемуаристов, представлявших Чехова чуть ли не святым мучеником, с грустью признавал, что одновременно с тем, как росла слава Чехова, в нем развивалось и крайнее самомнение, подталкивавшее его к дурным литературным поступкам, и что душе его были доступны и низменные страсти. А порою этот совсем «маленький писатель», так и оставшийся «маленьким», недоумевал: «Откуда [в А.Чехоите. - Г.Б.] эта мелочность и злобная мстительность?»1
Конечно же, Чехов не Христос, но ведь Христос — только Христос...
И Станиславский, и Немирович-Данченко, и Чехов — люди, а не небожители, и человеческое в них — и высокое, и не очень — делает человечнее и доступнее их наследство, оставленное людям.
«Наследство огромное не опорочить никакими рассказами о смешном или достойном порицания. Ни от Пушкина, ни от Гоголя ничего не убудет, сколько бы еще ни появилось анекдотов о беспутстве гениального Пушкина или доходящей до юродства религиозности Гоголя», — писал Немирович-Данченко в 1930-х (111.2:208).
И от Чехова «не убудет», если не превращать его в икону. Как и от Станиславского и Немировича-Данченко.
Немирович-Данченко бесконечно чтил талант Чехова. Как никто и раньше других из сверстников понял его масштаб. И никогда — ни при жизни Чехова, ни после его смерти — не позволял себе припомнить «несправедливых штук профессиональной ревности» Чехова, с которых началась на исходе первой половины далеких 1880-х история их лично-творческих взаимоотношений. Хотя вряд ли их забыл. Уж больно они ядовиты.
Эти «штуки», опубликованные в лейкинских «Осколках», воспроизведены в чеховских собраниях сочинений.
188
В 1884-м Чехов анонимно, под псевдонимами Pyвер и Улисс, дважды в «Осколках» неприязненно задел Немировича-Данченко, с которым он лично в 1884-м не был знаком, хотя не мог не знать его.
Фамилию Василия Ивановича Немировича-Данченко, знаменитого писателя, ои приметил еще гимназистом.
На страницах «Будильника» и «Развлечений» Чехов и Владимир Иванович пересекались. Или: «Свою повесть прочел, а моей даже не разрезал?» — как говорил чеховский Треилев о Тригорине (П.3.58).
Чехов отлично знал и вотчину В. и Вл. - газету Ланина «Русский курьер», и самого издателя. Ои издевался над неуклюжими писаниями Ланина, пародируя его: «„.Голова голове головою голову пробил", — шипит редактор Лапин». Цивилизованный купец-фабрикант, пописывавший очерки и издававший их на собственные средства, Ланин, исполнявший обязанности городского головы после отставки Чичерина, отказался баллотироваться на этот пост: не хотел жертвовать личным временем иа административно-хозяйственную карьеру пусть и первого лица в Москве. Думский контекст проясняет смысл «осколочной» чеховской реплики в адрес Ланина.
Поддевал Чехов и «бездарных» сотрудников ланинского «Русского курьера». Правда, безымянно.
Владимир Иванович Немирович-Данченко попался на кончик чеховского пера в тот самый момент, когда Лейкин, заказывая молодому автору обзор событий московской жизни, просил его «лупить», и «похлеще», актеров, рецензентов, частные московские театры и клубы и «съездить литературным кулаком по скуле» одного, другого, третьего. Вот Чехов, «лупивший» актеров, театры и клубы, и нашел скулу рецензента, вздумавшего писать и ставить свои пьесы, по которой захотелось «съездить». Собственно, «скула» сама напросилась на «кулак».
Обозревая в 1884-м в «Осколках» курьезы московской жизни, попавшие в прессу, Чехов, штудируя ее, наткнулся на два обращения Немировича-Данченко к редакторам московских газет.
В первом «Письме в редакцию» Владимир Иванович Немирович-Данченко просил своих читателей не путать его с братом Василием Ивановичем, известным литератором. Их инициалы полностью совпадали, и газетчики «за ширмой» общей фамилии братьев, известного и неизвестного, злоупотребляли в рекламных целях именем Василия Ивановича. Анонсируя произведения Владимира Ивановича, они отметали как «лишнее» двойные инициалы Вл.Ив. перед фамилией2. Владимир Иванович, пытавшийся отстаивать собственное литературное имя в беллетристике и драматургии, «решительно запрещал» печатать его фамилию без этого Вл.Ив. и оповещал читателя через письмо в газету о том, что существуют два писателя Немировича-Данченко.
Тут не было ничего курьезного.
189
С преамбулы о том, что существуют два брата Немировича-Данченко и что их надо различать, начиналась чуть ли не каждая статья о Владимире Ивановиче 1890-х годов, как только о нем всерьез заговорила критика. «Они являются величинами до такой степени несоизмеримыми, что их трудно и сравнивать друг с другом», — писал Скабичевский в петербургском журнале «Новое слово» в декабре 1896 года. «В нашей литературе есть двое гг. Немировичей-Данченко: один, Василий
