Вишневосадская эпопея. В 2-х т. Т. II. - Бродская Г.Ю.
ISBN 5-7784-0089-6
Скачать (прямая ссылка):
Он понял также, что для такой лабораторной, студийно-школьной работы нужна другая атмосфера: «Нас нужно пересадить на другую почву».
К концу второго советского сезона созрела идея отъезда всем театром.
«Мы уезжаем отсюда не потому, что наши художественные души не могут больше творить здесь, в этой обстановке. Нам нужно встряхнуться, нам нужно переменить небо», — говорил^ Станиславский на общем собрании труппы театра в марте 1919 года35. При этом, обращаясь к местным властям, просил сохранить их московские квартиры. Планируя отъезд, намеревался вернуться, когда «пушкинская работа» будет проделана, а революционный хаос — преодолен.
Жизнь, однако, на три с лишним года отодвинула этот замысел и изменила его.
К «пушкинской работе» с нового сезона приступили на своей, московской почве. А под «чужим небом» оказался не весь театр, а его часть, качаловская «продовольственная» группа. Гастролировавшая летом 1919 года по сытому югу России, отрезанная фронтами гражданской войны от Москвы, она попала на Украине в белый плен и вынуждена была двинуться еще южнее, а оттуда — в эмиграцию.
Прорывать деникинское оцепление и возвращаться домой было небезопасно. Артистам в Москве грозил арест.
Покидать Россию никто из артистов качаловской группы не собирался, отправляясь в «красный» Харьков, первый пункт гастрольного турне.
Я, Маша, измучена [...JМы боимся разъединиться, коллективом мы вернее проберемся. Мы сюда приехали в своем отдельном вагоне. Или опять уедем в Москву (ужас!), или, может, устроимся под Харьковом, Полтавой. Если так, мечтаю, чтб ты выбралась к нам и вместе поедем в многострадальную Москву, —
писала Ольга Леонардовна Марии Павловне из Харькова, оказавшегося в руках «белых».
280
В Харькове — «под белыми» — было «сравнительно с Москвой сытно, по крайней мере видишь хлеб».
В «белом» Харькове Ольга Леонардовна сумела найти и купить башмаки «по ноге».
Из «белого» Харькова качаловская группа двинулась вместе с Де-нинкинской армией — на юг России, давая по пути спектакли и концерты, чтобы заработать на жизнь.
До Екатерииослава ехали «великолепно» в своем вагоне. «Белые» уважали художественников. Но из Екатерииослава до Одессы добирались уже на пароходе, «скорчившись на багаже, прикрытые всем, что было, ие смыкая глаз». А из Одессы до Новороссийска — в «грязнейшем» вагоне третьего класса: «Наш вагон отняли для военных».
В Новороссийске:
проводили ночь в каком-то обширном стеклянном павильоне, а несколько наших дам с Качаловым нашли приют рядом с вокзалом в доме служащего. Я с Качаловым легли на кухне на полу, а паши рядом в комнате тоже на полу, — описывала Ольга Леонардовна Марии Павловне свое «мрачное» путешествие с редкими светлыми моментами. - Утром [...J ушли за поселок на горе, где стоит серая деревянная церковь, кругом зеленая трава, козы, дети с собакой, налево море и по берегу раскинулся город с многочисленными поселками, и надо всем сияло и грело по-летнему чудесное солнце и заставило забыть все, что пережито было мрачного за последний месяц (И.1.К.77.Ед. хр.42:11,11об.).
В Ростове - уже в декабре 1919-го — качаловцы дали 7 концертов «в каком-то балагане» на 500 человек, едва заработав на хлеб. Театр в Ростове реквизировали. В Екатеринодаре на Рождество объявили комендантский час - запретили выходить на улицу после 9 часов вечера. Сыграли только два утренника.
В Тифлис весной 1920-го приехали уже с заграничными паспортами. До Поти из Новороссийска плыли на итальянском пароходе: «Я как вошла на пароход, так и проплакала - очень уж тяжка мысль о нашей родине, противен вид свежести, прекрасно одетых иностранцев» (П.К.77.Ед.хр.43:5об.). «Тифлисский сезон» Художественного театра открывали и закрывали «Вишневым садом».
В Тифлисе Ольга Леонардовна «ошалела»:
Здесь весна, море цветов, элегантный город, все есть, хоть и дорого. Играем здесь с приятностью. Чудесный театр, уборные; отношение замечательное. Чествуют нас без конца, все пиры, речи, точно в сказке. Течет внешняя жизнь... а в душе все что-то мешает отдаться этой волне праздничной (II. 1. К.77. Ед .хр.43:6),
281
Мешала - не отпускавшая мысль о Москве и доме. Все ждали, что «вот-вот нас позовут в Москву». Из Москвы приходили трогательные письма, полные «лиризма».
Но определенно звать нас туда никто не решается, т.е. официально, - Ольга Леонардовна обо всем писала Марии Павловне. - У нас был безумный день. Мы заседали с утра до ночи, не могли решить, что нам делать. Прислали нам протоколы репетиций у нас в Камергерском. Как сильно заволновала эта вдруг близкая атмосфера нашего театра! [...] Как я хочу в Москву! Как надоело скитаться, жить по чужим людям, закусывать на бумажках! (П.1.К.77.Ед.хр.43:10об.,11)
Ехать за границу Ольге Леонардовне было «противно и зазорно». Но ехать в Москву не могла:
Мне иногда кажется, что приеду в Москву, и нет у меня там угла (П.1.К.77.Ед.хр.43:8).
Она мучилась целый месяц, не могла решиться ехать на Запад. За всю жизнь она не пролила столько слез, сколько тогда, в Грузии.
Страшно. Помолись за нас и за меня. Никогда я не увижу Москвы! Не увижу Ялты, Гурзуфа! —
