Мазепа - Яковлева Т.Т.
Скачать (прямая ссылка):
Ситуация складывалась совсем не так, как хотелось бы Мазепе. Вместо того чтобы идти на Смоленск и Москву, оставив Украину в тылу и избавив ее, таким образом, от участи «выжженной земли», Карл повернул на юг. Узнав об этом, украинский гетман произнес свою знаменитую фразу: «Дьявол его сюда несет!»79 Это была не игра, как ошибочно считали многие историки, но искренняя досада. Изменившиеся планы шведов не позволяли Мазепе долее выдерживать паузу, сохраняя нейтралитет и выжидая развития событий. «Без крайней и последней нужды не переменю я верности моей к царскому величеству», — сказал он в свое время Орлику и очень надеялся, что эта «крайняя нужда» будет не скоро.
Карл повернул в Украину, отказавшись от своего плана похода на Смоленск и Москву, тоже не по доброй воле и вовсе не из расчета на соединение с Мазепой. «Последний викинг», как именовали шведского короля, столкнулся в Белоруссии с воплощенным Петром жолкевским планом. Кругом горели хлеба, села и деревни. Нигде невозможно было достать продовольствие, начались массовые заболевания дизентерией, не хватало фуража и пороха, артиллерия лишилась лучших тягловых саксонских лошадей. В довершение всего под местечком Добрым М. М. Голицыну удалось разгромить батальон генерала К. Г. Рооса80. Именно эти обстоятельства и заставили Карла повернуть на истекающую «медом и молоком» Украину.
Мазепа направил к Петру генерального есаула Д. Максимовича с заявлением, в котором в обычном для Мазепы осторожном и сдержанном стиле говорилось, что «малороссийский народ имеет некоторое опасение о том, что знатная часть войск малороссийских взята из Украины» и когда шведы на нее нападут, то «боронити Украины будет некому»81. Заверения царя, что он отправит Шереметева для защиты Украины, служили слабым утешением. В письме к Головкину гетман описывал плачевное состояние русской пехоты, имевшейся в его распоряжении. К тому же под воздействием наступления шведов началась паника. Казаки из частей генерала Боура кричали, что шведы разгромили не только их, но и все великороссийские войска. Взрывоопасная вольница, которая всегда была большой бедой в Гетманщине, «пьяницы и гультяи», как писал о них Мазепа, соби-
215
рались большими компаниями по корчмам с ружьями: они силой забирают вино, «бочки рубят и людей побивают». Это происходило в Полтавском, Гадячском, Лубенском, Миргородском, Прилуцком полках и даже в «смирнейших» — Черниговском и Стародубском82.
Между тем Мазепу настойчиво приглашали в царскую ставку в Глухове, чтобы согласовать дальнейшие действия. Трудно сказать, что превалировало в рассуждениях гетмана: действительно ли он боялся, что его просто заманивают, как недавно Кочубея, с целью ареста (в Польше к тому времени стали широко известны его контакты с Лещинским)83 или же он просто по-прежнему тянул время. Во всяком случае, Мазепа не едет и сказывается больным.
Гетман действительно плохо себя чувствовал — обострение старой «падагры и хирагры» началось еще после похода 1705 года. В феврале 1708 года Грабя, находившийся при Иване Степановиче, писал Сенявскому, что тот мучается от боли в руке84. Но приступы подагры у него случались еще в 1687 году, при Голицыне, и если 69-летний Мазепа и чувствовал сильное недомогание осенью 1708 года, то все же был значительно дальше от своей кончины, чем представлял это Петру и его министрам. Меншиков информировал Петра, что у гетмана к прежней его болезни добавилась эпилепсия, что тот поехал в Борзну для освящения елеем, куда должен был прибыть и киевский митрополит. Светлейший князь искренне верил, что Мазепа умирает. Это обстоятельство хотя и воспринималось с оттенком печали в связи с близкой потерей старого испытанного союзника («жаль таково доброго человека»), но заслонялось практическими рассуждениями («зело здесь нужен»)85. В частности, Петр приказывал Головкину, что если «воля Божия» с Мазепой определится, — «чтоб, не мешкав, другого, для чего нехудо, чтоб Ско-ропадский недалеко был»86. То есть с преемником гетмана в окружении Петра все уже было решено.
Старшина из ближайшего окружения гетмана продолжала торопить его с посылкой к шведам. После очередного совещания Орлик принес Мазепе решение старшин. От имени всех остальных Ломековский укорял гетмана за промедление. Они считали, что следовало посылать к Карлу, когда тот еще был далеко от границ, — это якобы спасло бы Украину от опустошения и кровопролития. А теперь, «когда уже под носом находятся шведы», Мазепа опять медлит «неизвестно почему». Получив эту резолюцию, Иван Степанович страшно разозлился: «Знаю я, что не кто иной это заявляет, но тот черт лысый Ломековский!» Вызвав старшину к
216
себе, он с великим гневом сказал: «Вы не советуете, только меня обсуждаете, бери вас черт! Я, взяв с собой Орлика, ко двору царского величества поеду, а вы хоть пропадайте!» Затем, успокоившись, спросил, посылать ли к королю. «Как не посылать? Давно это надо было сделать и теперь не нужно откладывать».
Такая позиция старшины — единственной, на кого он реально мог опереться, — не оставляла Мазепе выбора. Была составлена на латыни инструкция графу Пиперу, которую перевел на немецкий язык врач гетмана, и в таком виде — без печати и подписи — она была отправлена в шведский лагерь. В инструкции Мазепа выражал радость по случаю пришествия Карла в Украину, просил себе, Войску Запорожскому и всему народу протекцию и освобождение от «тяжкого ига московского», обещал помощь и просил прислать войско для обороны. А для переправы шведов обещал приготовить паромы на Макошинской пристани на Днепре.
