Русский язык - Виноградов В.В.
ISBN 5-200-03017-Х
Скачать (прямая ссылка):
Гейзе заметил, что безличные глаголы представляют форму предложения, выражающего существование (Existentialsatz), означающего простое бытие или превращение (Sein oder Werden), факт без субъекта, т. е. без отдельного субъекта, так как факт сам по себе есть вместе и субъект»*.
Таковы взгляды А. В. Попова на залог, в основном очень близкие к концепции Потебни 497.
Здесь категория залога, в сущности, выводится далеко за пределы грамматического учения о слове, становясь основной проблемой исторического синтаксиса простого предложения498.
§ 76. Категория залога в освещении акад. Д. Н. Овсянико-Куликовского, Синтаксические противоречия в учении Овсянико-Куликовского
Д. Н. Овсянико-Куликовский односторонне воспринимает учение Потебни о залоге. Он устраняет соображения Потебни о генезисе и эволюции категории залога, о связи ее с разными типами предложения. Вместо :iToro он разбавляет потебнианское учение о залоге психологизмом. Он своеобразно изменяет мысль Потебни об отсутствии полноты энергии в субъекте страдательного оборота. Овсянико-Куликовский определяет залог так: «Залогами называются те глагольные формы, в которых воспроизведено отношение подлежащего как лица действующего к сказуемому как к действию, с точки зрения подлинности, фиктивности и мнимости роли подлежащего как производителя признака, данного в лексическом значении глагола-сказуемого»499. Такая оценка роли подлежащего невозможна вне лексической характеристики глагола. Например, в выражении камень лежит — камень представляется фиктивным производителем действия, и это представление зависит от лексического значения глагола лежать-00. Категория залога, следовательно, помещается Д. Н. Овсянико-Куликовским на самой границе грамматики и лексикологии, в переходной между ними зоне. Характерное для Потебни стремление к учету взаимодействия лексических и грамматических значений у Овсянико-Куликовского отзывается смешением тех и других. Залоговое значение, по Овсянико-Куликовскому, — это свойство глагола изображать деятельность подлежащего либо как подлинную, л^бо как фиктивную или мнимую: «Смотря по лексическому значению глагола, эта мнимость колеблется то в ту, то в другую сторону, увеличиваясь и уменьшаясь». Понятие мнимости, фиктивности у Овсянико-Куликовского двусмысленно. Иногда оно — лексическое, иногда — грамматическое. Тем не менее им определяется грамматическое различие между двумя основными залогами: действительным и страдательным. «Страдательный залог, — учит Овсянико-Куликовский, — есть форма глагола, заставляющая нас мыслить подлежащее как недействующее или, лучше, мнимо действующее и только отвечающее на вопрос: кто? что?». Подлежащее при формах страдательного залога является лишь мнимым производителем признака, «иначе говоря, можно назвать
* Некоторые безличные глаголы, по-видимому, явл>ются и в личной форме; но на самом деле это два разных глагола, например: /7 pleut — идет дождь, но Jupiter pleut значит: Юпитер испускает дождь: таким образом шумит как безличный глагол значит: происходит шум, а как личный: производит шум.
507
мнимою его деятельность». В отличие от страдательного, действительный залог есть «форма глагола, заставляющая нас мыслить подлежащее как лицо действующее, причем самая деятельность его может быть либо подлинною, либо фиктивною», в зависимости от лексического значения глагола. Ср.: я гуляю и камень лежит. Дальнейшее различение залоговых значений у Овсянико-Куликовского носит еще менее грамматический характер. Оно грешит грубым смешением грамматических и лексических признаков, выделяемых с психологической точки зрения. Так, различая две формы страдательного залога (причастно-страдательный оборот и возвратно-страдательный глагол на -ся), ОвсяниКо-Куликовский вслед за Потебней находит разницу между этими формами «в степени мнимости подлежащего как производителя признака». В формах типа подсудимый был оправдан эта мнимость подлежащего как производителя признака — полная, в пассивных конструкциях с формами на -ся (мост строится) степень мнимости уже не та. Так, например, в выражении эта дверь плохо запирается достаточно ясно сквозит «представление о двери как о действующем лице — как будто дверь сама так делает, что ее трудно запереть». Таким образом, и в формах страдательного залога на -ся наблюдается колебание в степени мнимости подлежащего как производителя действия, в зависимости от различий лексического значения глагола. В одних глаголах эта мнимость затушевана, в других выступает очень ярко. Например, в таких выражениях, как заседание открывается, обед варится, публика не допускается, книга печатаете.'/ и т. д., «уже гораздо труднее или совсем невозможно представить себе подлежащее действующим». Все же «отсутствие страдательного причастия и действительная форма глагола в этом обороте обусловливают собою то, что подлежащее здесь не имеет столь яркого характера мнимости (в смысле производителя признака), каким оно отмечено в обороте с причастием страдательным». Так Овсянико-Куликовский отделяет страдательное значение от грамматической формы (ведь форма глагола, по словам Овсянико-Куликовского, здесь «действительная») и ставит его в полную зависимость от лексических значений слов и от стилистических особенностей словоупотребления.
