Элоиза и Абеляр - Перну Р.
Скачать (прямая ссылка):
«Там процветают искусства, там беседуют с небесами», — воскликнул поэт.
Париж стал для школяров «райским садом наслаждений». И в этом «уголке, дарующем отраду», над всем царит мэтр, магистр, учитель, такой, каким его описывает поэт-сатирик того времени: «Нотабли, именитые горожане идут ему навстречу в сопровождении простолюдинов; толпа устремляется к нему и восклицает: "Вот идет учитель!"»
Современники, говоря об Абеляре, свидетельствуют: «Все спешили к тебе и собирались вокруг тебя, словно у самого прозрачного, самого чистого источника философии, потрясенные и вдохновленные ясностью твоего ума, сладкозвучием твоего красноречия, твоим умением и великой легкостью владеть языком, а также твоей проница-
43
тельностью и твоей премудростью». Абеляр, непобедимый на поле логики, привнес в богословие все возможности и средства своего ясного рассудка и своей блестящей речи; его огромное дарование педагога сочеталось с потрясающе убедительной силой рассуждений и оригинальностью мышления. Абеляр, без боязни вступая в полемику с лучшими умами своего времени, выходил из этих схваток победителем и проявил себя в этих испытаниях как самый глубокий, как самый прозорливый мыслитель; именно ему были адресованы все восторги молодых людей, что теснились на скамьях в школах собора Нотр-Дам. «Он — Сократ галлов, он — наш Аристотель», — так скажет о нем позднее Петр Достопочтенный. Подданными его королевства были представители того беспокойного, шумливого и горластого народца, что погружался в дурман диалектики, а иногда опьянял себя и вином, изготовленным из винограда, что рос на холмах около холма Святой Женевьевы, с вершины которого вперемешку с псалмами доносились и так называемые «песни голиардов», чье эхо не затихает в Латинском квартале и в наши дни. Ибо среди школяров было, несомненно, немало и тех, кто походил на «автопортрет», нарисовднный Ги де Базошом: «Ощущая склонность как к игрищам, так и к учению, я редко предавался первым и часто вторым, я учился и хотел учиться».
Но другие распевали песенки с таким припевом: «Оставим наши занятия, ведь так приятно веселиться. Так будем же наслаждаться счастливыми мгновениями свежей юности. Это для старости хорошо и приятно заниматься важными вещами. Предадимся же утехам, как положено молодым людям, пойдем на площади, где встретит нас хор юных дев».
Действительно, зачем нужно было так много читать Овидия, если самому не заниматься тем, что великий поэт называет «искусством любви» или «наукой любви»?!
«На службе у Венеры должно мне с радостью резвиться, когда я слышу, как щебечут птицы».
Любовная песнь вскоре появится и в «вульгарном» варианте, слова ее будут звучать не на латыни, а на народном, разговорном языке, «при помощи» трубадуров и труверов вскоре завоюет всю Францию. Эта любовная песнь процветает в пылкой, буйной среде школяров, иногда даже склонной к безумию, она соседствует с вакхическими песнями и с песнями о похождениях любимого героя школяров Голиаса, то есть Голиафа, которому в «Метаморфозах Голиафа» приписываются самые чудовищные поступки и
44
самые абсурдные размышления, а в «Апокалипсисе Голиафа» дело доходит даже до того, что там пародируются тексты Священного Писания. Иногда ропот этой шумной, гогочущей толпы усиливается, школяры, распалившись в состязаниях в остроумии и «пребывая в ударе», ощущают стесненность в пределах монастырских стен и «выплескиваются» на улицы Сите подобно молодому вину, что бродит в бочках и в конце концов вышибает затычку. Так происходит на восьмой день после Рождества, ведь еще сохранились воспоминания о сатурналиях Античности. В тот день молодые клирики становились хозяевами в городе, им были дозволены все безумства, все чудачества, и они предавались кутежу и безудержному пьянству на веселых пирушках, где по случаю без всякого зазрения совести отдавали дань и любовным утехам; они словно все вместе, коллективно освобождались от повседневного гнета тяжких трудов школярской жизни и от суровой школьной дисциплины: «Вот и настал столь долгожданный день, друзья; как бы там ни было, другие с этим соглашаются; мы же будем руководить веселым хором: по мановению жезла ликуют сегодня духовенство и народ».
Школяры, именно школяры получали в тот день в свою власть «жезл», то есть палочку руководителя хора, знак силы и авторитета, ведь этот день называли «праздником жезла» и к участию в нем допускались только те, кто отличался широтой мышления и щедро открытым для других кошельком, прочие же, то есть глупцы и скупердяи, были обречены на позор и осмеяние школярами.
«Все вон те пусть удалятся подальше от празднества, ведь их жезл ненавидит. А вот эти пусть приблизятся, те, чья правая рука готова дать, чей кошель готов открыться».
Магистр Пьер Абеляр, несомненно, принимал участие в этих празднествах. Его возраст был совсем не помехой и не отделял его от толпы, на которую он оказывал несомненное влияние. Жажда познания, стремление к совершенству в этой толпе школяров сопутствовали друг другу, шли, как говорится, рука об руку и превосходно уживались с беспокойством, неугомонностью и буйством; обжоры, пьяницы, спорщики, забияки, а порой и распутники, парижские школяры были, однако же, очень требовательны к себе и к другим, когда речь заходила о рассуждениях и умозаключениях, о доказательствах и доводах. И Абеляр вполне соответствовал критическому настрою школяров, он не относился к числу тех, кто уклоняется от затруднительных
