День мира - Линдорф А.
Скачать (прямая ссылка):
382
Среди безработных Норвегии есть и такие. Это скрипач из Рергена, для которого нет места в искусстве. Только на улице может он заработать себе на пропитание.
Т
МОЙ ДОМ, МОЙ МИР
Муж и сынишка спят, поэтому я выхожу из дому крадучись, чтобы не разбудить моего «медвежонка». Если он проснется, то обязательно попросит взять его в коровник, а это значит, что работа займет у меня вдвое больше времени. Он обязательно возьмет у меня лопату и начнет копать в то время, как она мне нужна самой. Он обязательно будет делать то, что ему нельзя. «Медвежонок» очень похож на того Тарасика, о котором я читаю в «Совьет нютт».
Я поставила разогревать кофе. Наступил лучший час дня. Меня окружает тишина. Я ее очень ценю. Я сижу-в тишине и пью кофе. Это единственное наслаждение, которое я испытываю в течение дня. Ведь у жены крестьянина всегда полно работы. А когда просыпается мой сынишка — мой душеприказчик, приходится бросать все.
Я грею воду, чтобы помыть вымя коровам, готовлю им питье, корм для свиней. Затем я режу картофель для коров. Но вот она, судьба: «медвежонок» проснулся. Сегодня у меня особенно мало времени: нужно поспеть на автобус, чтобы поехать в ближайший город к врачу. Всего этого «медвежонок» не понимает. И я, несмотря на его мольбы и слезы, иду в коровник одна. Коровы встречают меня выразительными взглядами. Я не могу понять людей, которые не хотят возиться с животными, я не могу понять тех, кто бросает землю и уезжает в город, ссылаясь на то, что «не стоит» этим заниматься. До чего ненавижу я это выражение «не стоит»!
Во дворе встречаю «медвежонка». На этот раз он оделся самостоятельно. Правда, под расстегнутой курткой у него нет рубашки, ботинки на босую ногу, а брюки он надел прямо на пижамные шаровары. «Медвежонок» посинел от холода. Сегодня два градуса мороза, в поле иней. Следы слез на его подбородке заставляют меня подумать, что я для него не лучше мачехи. Надо его одеть как следует и, конечно, умыть. После упорной борьбы, из которой я выхожу победительницей, он чист, одет и держит в руке бутерброд.
На автобус я все-таки поспеваю. Теперь я уже не домохозяйка и не крестьянская баба, поэтому могу взять в руки книгу.
— Купи мне что-нибудь интересное! — кричит вдогонку «медвежонок».
Народу в автобусе мало. Какие-то мужчины на заднем сидении говорят о начале сезона охоты на лосей, о собаках и ружьях. Несколько женщин, которые едут рядом со мной, шепчутся о своих делах. Они выглядят радостными и довольными. Я задумываюсь: почему мы не говорим о том, что происходит в мире? Разве об этом не нужно говорить? Разве это нас не касается?
Но мы привыкли, и нам кажется, что об этом говорить «не стоит». Мы живем тем, что есть, и надеемся на лучшее. Ну не странные ли мы люди? Я знаю мужчин и женщин, твердо верящих в существование ада. Но мы, которые знаем о существовании атомного оружия, о ежедневно поднимающихся в воздух самолетах с атомным грузом на борту, должны понимать, что ад гораздо более худший, чем тот, который описан в библии, может поглотить всех нас.
У врача, молодой привлекательной женщины, я задерживаюсь недолго. Она мне выписывает рецепт, и я прощаюсь. Ничего серьезного у меня нет. Покупаю пачку орехов и кекс для «медвежонка». Домой еду в переполненном автобусе. Молодежь возвращается из школы. Юноши и девушки одеты с таким дурным вкусом, что трудно представить себе что-либо худшее. Узкие брюки, чаще всего в клетку, мешкообразные свитеры и пиджаки. Девочек не отличишь от мальчиков. Прически у тех и других такие, будто они отстали на тысячу лет от того, что мы называем цивилизацией.
Дома меня ждет почта. Я нахожу время просмотреть самое важное в газетах. Обычные иронические выпады против Лумумбы, желчная критика, направленная против руководителей государств Восточной Европы. Обычная озлобленность.
В восемь вечера дою коров. Приношу молоко, процеживаю его, мою подойник. «Медвежонок» начинает клевать носом, надо его выкупать. Но пока я собираюсь это сделать, он уже заснул на диване.
И так я крутилась с семи утра до десяти вечера. Я переделала массу самых разных, малозначащих дел, до которых ровно никому нет дела.
Наконец наступает еще один из любимейших часов моих суток. Я ложусь. Я ощущаю тепло электропечки, подкладываю под голову подушку и читаю. Какое все-таки наслаждение лежать и читать! Но оно длится не более десяти минут — сон закрывает глаза.
Мне кажется, что я написала только о «медвежонке». Но я не могла не написать о нем, так как он всюду со мной. Он — мой мир.
ОСТА ХОЛТ, домашняя хозяйка.
Из почты «Дня мира».
383
ДЕНЬ, КАКИХ МНОГО
ЭМИЛЬ ЛЕВЛИЕН, председатель Коммунистической партии Норвегии.
Без четверти семь утра. Приносят газеты. Светит солнце. Я беру сначала правительственную «Арбейдербладет». Газета продолжает начатую еще накануне кампанию против радикальной оппозиции — группы «Ориентеринг». Никаких рассуждений о свободе мнений, о свободе дискуссий. Только одно — исключение, исключение из рядов партии.
В хваленой радикальной Норвежской рабочей партии не осталось больше места для радикальных взглядов. Зато для других взглядов его хоть отбавляй. «Нет никаких оснований для предания суду Оберлендера»,— пишет газета. Забыто все. И то, что Оберлендер был активным нацистом с 1933 года, и то, что он получил звание полковника, и то, что служил в батальоне «Нахтигаль». Да... Оснований для предания суду нет...
