Преступник и преступление на страницах художественной литературы - Клебанов Л.Р.
ISBN 5-466-00143-0
Скачать (прямая ссылка):
— Маме, Елене не хочет игрвть! — пожаловался мальчик...
— Оставь ее, Шврль! Ты ведь знзешь, онв вечно квпризничзет.
От слов этих <...> не глвзах у Елены выступили слезы. Онв молчв проглотила слезы и, бросив нв брвтв глубокий взгляд, который покзззлся мне необъяснимым, стала с мрачным и испытующим видом рвссмвтриввть крутой откос, нв вершине которого стоял мальчик, затем реку Бьезру, мост, аесь лвндшвфт и меня <...>
Молодой крвсввец прислушался — пробило деаять чесов. Он нежно поцеловал саою спутницу <...> и пошел навстречу приближввшемуся тильбюри, которым прввил стврый слуга. Болтовня мальчуганв-любимца слилась со зауквми прощальных поцелуев, которыми осыпал его молодой челоаек. Когда же молодой челоаек сел в коляску <... > Шврль подбежал к сестре, стоявшей у моста, и до меня донесся его серебристый голосок:
— Почему же ты не простилась с моим дружком?
Елене метнула нв брата странный взгляд — вряд ли твкой взгляд вспыхивал когда-нибудь а глвзах ребенка — и яростно толкнула его. Шврль покатился по крутому склону, налетел на корни, его отбросило нв острые прибрежные
71
Убийства
камни, поранило ему лоб, и он, обливаясь кроаью, упал а грязную реку. Вода расступилась, и хорошенькая светлая голоака исчезла а мутных речных аол-нах. Раздались душераздирающие аопли бедного мальчика, но они сейчас же умолкли, их заглушила тина, а которой он исчез... Все это произошло с быстротой молнии... Елена была потрясена и пронзительно закричала: — Мама, мама!
<...> Ребенку суждено было погибнуть. Спасти его было неаозможно... Зачем мне было рассказывать об этом печальном случае или о тайне этого несчастья? Быть может, Елена отомстила за отца? Ее ревность без сомненья, была божьей карой1.
Разновидностью простого убийства является убийство из зависти. Зависть, тесно переплетенная с местью и ненавистью, определяется как чувство досады, злоба, вызванные благополучием другого.
В классической литературе типичным примером убийства из зависти выступает убийство Сальери Моцарта в драматическом произведении A.C. Пушкина «Моцарт и Сальери».
Сальери
Нет! Никогда я зааисти не знал, <...> А ныне — сам скажу — я ныне Зааистник. Я зааидую глубоко; глубоко, Мучительно зааидую. — О небо! Где ж прааота, когда саященный дар, Когда бессмертный гений — не а награду Любаи горящей, самоотаерженья, Трудоа, усердия, молений послан — А озаряет голоау безумца, Гуляки праздного?2
Подсыпав Моцарту в бокал яд, Сальери говорит:
...и больно и приятно, Как будто тяжкий соаершил я долг, Как будто нож целебный мне отсек Страдааший член!3
Еще одним видом простого убийства в соответствии с действующим законодательством является убийство по просьбе потерпевше-
1 Бальзак О. Гобсек: Повести, роман, рассказ. С. 173—178.
2 Пушкин A.C. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3: Драматические произведения; Романы и повести / Коммент. О. Курган. M., 2004. С. 103.
3 Там же. С. 110.
72
Убийство
го, в тех случаях, когда оно продиктовано желанием прекратить его муки и страдания. В первой части настоящей книги мы уже приводили пример из рассказа Дж. Лондона «Белое Безмолвие», в котором Мэймлют Кид лишает жизни смертельно раненого друга, Мэйсона, по его просьбе. Однако убийство, например, из сострадания (из жалости к потерпевшему) следует отграничивать от убийства лица, находящегося в беспомощном состоянии.
Обратимся вновь к произведению В.Я. Шишкова «Угрюм-река» и вспомним сцену таежного «плена» Прохора Громова и Ибрагима-оглы, когда путники, не имея никаких съестных припасов, остались в страшную пургу среди диких лесов, лицом к лицу с голодной волчьей стаей, без какой-либо надежды на спасение.
— Вьюга. Пурга идет, — отрывисто сказал он (Ибрагим. —Л.К.). — Ничего, крепись, джигит. — Он подсел на корточках к Прохору, положил руку на его плечо и с трогательной нежностью стал глядеть в глаза его.
— Что, Ибрагим, милый?.. Плохи наши дела?
— Якши... <...>
— Я люблю тебя, Прошка... Люблю... — Он выдохнул эти слова с мучительной скорбью, словно навек разлучаясь с Прохором. — Люблю... <...> Прохор доверчиво смотрит на властителя своей судьбы. Но его сердце замирает, сердце что-то угадывает — страшное, неотвратимое, — которое слышится и в доносившемся тявканье голодных зверей, и в нарастающем злобном гуденье леса.
— Спи!.. — сказал черкес вновь отвердевшим, решительным голосом. — Крепко спи, не просыпайся.
И от костра еще раз крикнул укладывающемуся Прохору:
— Прощай Прошка! Прощай джигит... Прощай.
«Что значит — прощай? Почему — прощай?» — силился спросить Прохор и не мог. <...>
В шуме, в нарастающем гуле и говоре тайги Прохор чутко слышал — черкес точил кинжал. <...>
«Дзик, дзик... Прощай, джигит».
«Черкес наточит кинжал, убьет лося... Притащит лося в палатку... Костер, огонь». Прохор улыбается, грезит сладко и под дэикающий железный звяк падает в сон, в ничто. Черкес точит кинжал... Губы шепчут:
— Прощай, джигит!... Прости меня, джигит... Спи крепко...
Целует холодное лезвие и опускает в ножны. И вместе с кинжалом опускается в голые потемки вся душа его. Спасенья нет. Тайге нет краю. Уг-рюм-река больше не подхватит их быстрый струг.
