Внутри мыслящих миров - Лотман Ю.М.
ISBN 5-7859-0006-8
Скачать (прямая ссылка):
К восприятию идей Пригожина Лотман был подготовлен тем периодом, когда еще с начала шестидесятых годов развитие русской семиотики шло рука об руку с первыми опытами приложения теории информации к явлениям культуры. Хотя теория информации возникла, в основном, благодаря трудам американского инженера и математика X. Шеннона, исследовавшего передачу сообщений по техническим каналам связи, круг ее применений оказался очень широким. Это было замечено сразу же одним из создателей теории — великим русским математиком А. П. Колмогоровым, с которым Лотман общался в те годы, когда тот начинал свои занятия русским стихом. В подходе Лотмана к взрывным процессам отчетливо ощущается его интерес к их информационной характеристике. Именно в этом Лотман оказывается особенно близок к Пригожину. На последней лекции, читанной Лотманом в Московском университете, он излагал общую схему взрыва в культуре. На вопрос о Пригожине он ответил, что считает его работы гениальными. Надо заметить, что концепции хаоса, существенные для Пригожина, стали в последнее время в центре внимания специалистов по математике и тех естественных наук, которые широко применяют аппарат странных аттракторов, фракталов и других новых
Семиосфера и история
XI
идей и методов, которые могут оказать существенное воздействие и на гуманитарные исследования1.
Ю. М. Лотман был не только одним из основателей современной семиотики (как общей науки, изучающей любые знаки и тексты, в духе того, что мечталось еще Ч. Пирсу) и структурно-семиотического литературоведения в том его тартуско-московском варианте, который ориентирован преимущественно на тексты и их исследование. Он был историком и историком культуры в самом одновременно общем и конкретном смысле. По его последней книге «Беседы о русской культуре» можно составить себе представление о том, насколько обширными были его (совершенно уникальные) познания в этой области (о них же говорит замечательная глава его комментария к «Евгению Онегину», посвященная культуре и быту той эпохи). Приведу только один дополнительный пример. Среди тех конкретных историко-культурных дисциплин, в которых Лотман был несравненным экспертом, находилось и «дуэлеведение». Однажды Лотман повез целую группу своих тартуских студентов в Ленинград, чтобы там в музейных собраниях познакомить их с особенностями дуэльных пистолетов! Общие сочинения Лотмана по истории культуры содержат множество драгоценных примеров его глубокого знания русской культуры на всем ее протяжении.
С середины восьмидесятых годов Лотман все больше заинтересовывается методологией изучения истории. Последний из больших семинаров, на котором снова в Кяэри-ку в Летней школе собрались под его эгидой тартусцы и москвичи, был посвящен соотношению семиотики и истории. Он выступил там со своей программой принципиальной непредсказуемости последствий взрывных процессов.
1 В связи с этими новыми перспективами объединения естественных и гуманитарных наук, на котором настаивал в последних работах Лотман, стоит отметить, что великий астрофизик Артур Эдингтон в своей книге 1939 г. «The Philosophy of Physical Science» (New York: Macmillan Company, Cambridge, England, At the University Press) говорил о структурализме как общем принципе науки.
XII
Вяч. Bc Иванов
В его трудах, где эта проблема обсуждается преимущественно на материале русской истории, видно одновременно стремление Юрия Михайловича использовать свои уникальные познания для пользы всех тех, кто хотел бы понять Россию умом (вопреки предостережению Тютчева о неприложимости к ней «общего аршина»), и нежелание соскользнуть на путь дешевых публицистических предсказаний. Лотман старается сформулировать некоторые факторы и закономерности, постоянно присутствующие в русской истории: роль Запада, тяга к нему и отталкивание от него, характер Просвещения, оказавшегося отличным от его западноевропейского варианта, значимость утопии. На последнем примере можно видеть его проницательность, припрятанную, как его ироническая усмешка порою скрывалась в усах улыбающегося ученого. Он советует не спешить с выводами о разочаровании в утопиях. Этот совет уже сейчас может быть полезен тем специалистам по «советологии» и «кремлеведению» скороспелым журналистским выводам которых не хватает временной глубины лотмановского исторического знания.
Казалось бы, при увлечении Лотмана конкретной историей русского быта и русских вещей он должен был бы стать союзником французской исторической школы «Анналов», о которой говорится в книге. Он признает большие заслуги ученых, которые, как Жак Ле Гофф в работах по истории средних веков, открыли роль постепенных изменений и повседневности для истории. Но, в отличие от некоторых из новых апологетов этой исторической школы, Лотман никогда не стал бы делать этот аспект изучения единственно заслуживающим внимания. Его занимают и конкретные исторические персоналии, биографическому истолкованию которых он посвящает отдельные монографии, начиная со своей молодости, и массовые движения, приводящие к взрывной непредсказуемости. Его концепция истории и, в частности, русской истории, лишена предвзятости: он хочет понять ранее происходившее, не поддаваясь искажениям прошлого,
