Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
213
никак не менее тенденциозна, чем Повесть. К тому же, как было показано выше, официальный летописец умалчивает часть важной информации, которая, очевидно, не соответствовала его трактовке событий. Что же касается аргумента А. А. Зимина о том, что в переговорах была больше заинтересована слабейшая сторона, чем сильнейшая, то он носит чисто логический характер. В реальной обстановке мая 1537 г. обе стороны, по-видимому, стремились избежать кровопролития.
Решающим доводом в пользу большей достоверности версии Повести служит не только и не столько обстоятельность, с которой описан в ней ход переговоров, сколько прежде всего совпадение части сообщаемой автором информации с рассказом Новгородской летописи, которая в данном случае занимает, так сказать, «нейтральную» позицию, не симпатизируя явно ни московским властям, ни тем более старицкому князю. Вот как описывает начало переговоров Новгородская летопись по списку Дубровского: после небольшой стычки («протержки») стороны «начаша о миру обсы-латися и говорити, и помянуша, яко единым крещением вси про-светишася, дажь бы не была межусобная брань и кровопролитие християном»180. Но тот же мотив предотвращения кровопролития между христианами звучит и в «Повести о пойманий князя Андрея Старицкого»: здесь этот аргумент вложен в уста князя Ивана Овчины и других московских воевод, которые «начаша посылати ко князю Ондрею, чтобы против великого князя не стоял и крови кре-стианские не пролил»т (выделено мной. — М. К.).
Дальнейший ход переговоров подробнее всего описан опять-таки в тексте Повести: призывая старицкого князя не проливать «кровь христианскую», воеводы в то же время обещали от имени государя и его матери великой княгини, что Андрея Ивановича отпустят «невредимо» в его вотчину вместе со своими боярами и детьми боярскими. Ввиду приближения темноты переговоры пришлось прервать («И того дни не успеша дела в слове положити, понеже бо приспе вечер...»). На следующий же день «воеводы великого князя даша правду князю Ондрею Ивановичь и крест целовали на том, что великому князю Иоану Васильевичь и матери его великой княине Елене князя Ондрея Ивановичь отпустить на его вотчину и сь его бояры и з детми з боярскими совсем невредимо»182.
180 ПСРЛ. Т. 43. С. 241.
181 ПСРЛ. Т. 28. Прил. С. 357.
182 Там же.
214
Часть I. Кризис власти и борьба за власть в 1530—1540-х гг.
Почти в тех же словах суть достигнутых под Новгородом договоренностей передана в Постниковском летописце: «...воеводы великого князя, князь Иван Овчина и иные, взяли его [князя Андрея. — М. К.\ на душу, что было его пустить на отчину на его, на Старицу»183. О том же, но более пышным слогом поведал и новгородский летописец: «И положиша межь собя князь Андрей Ивановичь и государя великого князя воеводы, князь Иван Федоровичь и князь Василей Федоровичь [Оболенские. — М. К.\, обеты вели-кия и всякия правды, и крест честный межь собя целоваху: поеха-ти князю Андрею на свой удел и служити ему государю великому князю Ивану Васильевичю всея Руси верою и правдою, и государь князь велики жалует его, как ему Бог положит по серцу»184.
Таким образом, независимые друг от друга источники сходно передают содержание соглашения, на котором целовали крест удельный князь и московские воеводы, и это обстоятельство повышает доверие к информации, изложенной в «Повести о пойманий князя Андрея Ивановича Старицкого»185.
Официальные летописи (Воскресенская и Летописец начала царства) пытаются представить дело так, будто князь Иван Овчина Оболенский самовольно, без ведома правительницы, предоставил гарантии неприкосновенности («правду дал») старицкому князю, а факт целования креста вообще ими замалчивается: «...а князю Ивану, — говорится в Воскресенской летописи, — то от великого князя не наказано, что ему правда дати князю Андрею, и князь
183 ПСРЛ. Т. 34. С. 25.
184 ПСРЛ. Т. 43. С. 241.
185 В изложении Вологодско-Пермской летописи соглашение выглядит еще более выгодным для князя Андрея Ивановича: по словам летописца, «крест князю Ондрею князь Никита и князь Иван Оболенские целовали на том, что его государю великому князю Ивану Васильевичу и его матери великой княгине Елене пожаловати и вотчины ему придати, и не двинути его ничем» (ПСРЛ. Т. 26. С. 318). Однако обязательство «вотчины придати» старицкому князю ни одним другим источником не подтверждается и, возможно, является плодом вольной интерпретации летописцем «докончания», известного ему понаслышке. Сомнение по поводу приведенного известия усиливается и в связи с упоминанием среди московских воевод в новгородском походе князя Никиты Оболенского: в самом подробном списке воевод, помещенном в «Повести о пойманий князя Андрея Старицкого», этого имени нет. Не исключено, что под пером составителя Вологодско-Пермской летописи совместились два разных события: отправка князей Никиты и Ивана Овчины Оболенских на Волок в апреле 1537 г. (еще до ухода князя Андрея из Старицы) и посылка московской рати во главе с кн. И. Ф. Овчиной Оболенским против мятежного князя к Новгороду.
Глава 4. Обострение кризиса в 1537 г. Мятеж Андрея Старицкого_
