Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
Другой документ из бывшего Радзивилловского архива (лишь недавно опубликованный) дает нам редкую возможность узнать,
79 Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 34; Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 84; Корзинин А. Л. Регентский совет. С. 106. На некорректность такого подхода в свое время справедливо указал Зимин (Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 226—227, прим. 5).
80 РА. С. 99.
81 Там же.
Глава 2. Династический кризис и борьба за власть...
105
что говорили о столичных делах жители провинции, какие представления о власти существовали у местных помещиков (в данном случае — смоленских). 4 июля 1534 г. Мстиславский державца Ю. Ю. Зеновьевич отправил Сигизмунду I донесение, в котором сообщал о приезде к нему накануне дня святого Петра (т.е. перед 29 июня) помещиков из Смоленска «з жонами и з детьми, на имя Иван Семенович Коверзиных а Василей Иванович». Прибывшие поведали, «иж запевно [точно, несомненно. — М. К.\ молодый князь великий вмер по Святой Троицы перед Петровыми запусты, и брат его менший князь Василей [!] также вмер после его, нижли их... ещо таят». А 30 июня, писал Зеновьевич господарю, «шпекги [разведчики. — М. К.\ мои пришли из заграничья, и они мне тыи ж речи поведали, иж запевне его и з братом не стало, а князь Юрьи пред ся у поиманьи седит...»82.
Разумеется, слух о смерти Ивана IV оказался ложным, но приведенный документ интересен тем, что он выразительно рисует обстановку, в которой подобные слухи рождались. Смерть двух маленьких детей, очевидно, представлялась современникам вполне вероятным событием, а то, что мальчиков, надо полагать, тщательно берегли от посторонних глаз, вызывало подозрения, что опекуны скрывают случившееся несчастье («их ещо таят»). Весьма показательно и то, что смоленские помещики не знали, как зовут брата их государя («Василий» вместо правильного «Юрий»).
Развязка долго назревавшего придворного конфликта произошла в августе 1534 г. Сначала со службы из Серпухова бежали в Литву кн. Семен Федорович Вельский и Иван Васильевич Ляцкий, после чего были произведены аресты. Среди арестованных оказался и один из опекунов Ивана IV— кн. Михаил Львович Глинский. И. И. Смирнов выдвинул гипотезу о том, что последний организовал грандиозный заговор с целью захвата власти, а все арестованные являлись его сообщниками83. По существу единственным основанием для столь ответственного вывода историку послужило сообщение Царственной книги о том, что Глинский «захотел держати великое государство Российского царствия» вместе с М. С. Воронцовым84. На позднее происхождение и крайнюю тенденциозность этого источника справедливо указал А. А. Зимин, оспоривший выводы Смирнова. По мнению самого Зимина, суть
82 РА. № 31. С. 86.
83 Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 33, 40—44.
84 ПСРЛ. Т. 13. 2-я пол. С. 420.
106
Часть I. Кризис власти и борьба за власть в 1530—1540-х гг.
августовских событий заключалась в столкновении двух группировок знати: сторонников укрепления государственного аппарата и мирных отношений с Литвой (Глинский, Вельские, Захарьин и др.), с одной стороны, и защитников боярских привилегий, стоявших во внешней политике за войну с Литвой (партия Шуйских), — с другой85.
Внешнеполитический аспект проблемы отмечен Зиминым, на мой взгляд, правильно, но свойственное советской историографии 50—60-х гг. прямолинейное отождествление придворной борьбы за власть с борьбой сторонников и противников централизации не встречает уже поддержки в современной литературе86. Нуждается в пересмотре и оценка августовских событий 1534 г. Справедливо отказывая в доверии концепции Смирнова о «заговоре Глинского», нынешние исследователи, однако, не предлагают убедительной альтернативной версии событий, или вообще воздерживаясь от собственных оценок, или, подобно X. Рюсу и А. Л. Юрганову, сводя все дело (вслед за Герберштейном) к конфликту Глинского с его властолюбивой племянницей — великой княгиней Еленой87. Попытаемся взглянуть на августовский инцидент под иным углом зрения.
Обратимся прежде всего к наиболее ранним свидетельствам. 12 сентября 1534 г. в Полоцк прибыли беглецы из Пскова: «Ради-вон, дьяк больший наместника псковского Дмитрея Воронцова, а Гриша, а Тонкий»; запись их показаний о положении в Пскове и Москве полоцкий воевода в тот же день отправил королю Сигиз-мунду88. Среди прочего беглецы «поведили, иж на Москве пойманы князь Иван Вельский, князь Михайло Глинский, князь Иван Воротынский, а сына его, князя Владимира, по торгу водячи, пугами [плетьми. — М. К.] били; а к тому князя Богдана Трубецкого поймали. А имали их для того, иж их обмовено, жебы были мели до Литвы ехати89; и для того теж на паруки подавано князя Дмит-
85 Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 231—232.
86 Кобрин В. Б. Власть и собственность. С. 214; Юрганов А. Л. Старицкий мятеж. С. 110; Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 86; Ru? Н. Machtkampf oder «feudale Reaktion»? S. 496-497, 500-502; Kollmann N. S. Kinship and Politics. P. 162.
87 Ru? H. Machtkampf. S. 490-493; Nitsche P. Gro?furst und Thronfolger. S. 234—235; Юрганов А. Л. Политическая борьба в 30-е годы XVI века // История СССР. 1988. № 2. С. 107—109. См. также: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 86-87.
