Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30—40-х годов XVI века - Кром М.М.
Скачать (прямая ссылка):
Близость ко двору способствовала вовлечению некоторых дьяков в придворные интриги. При жизни Василия III наибольшим доверием великого князя пользовался Григорий Никитич Меньшой Путятин, но после смерти государя он обрел соперника в лице другого дьяка — Федора Мишурина. Отголоски этого соперничества, как было показано в первой главе этой книги, отразились в одной из редакций летописной Повести о смерти Василия III254. Во время августовских событий 1534 г. (бегства в Литву кн. С. Ф. Вельского и И. В. Ляцкого и последовавших затем арестов в Москве) какие-то подозрения пали и на Меньшого Путятина: как явствует из процитированных выше показаний псковских перебежчиков, он был отдан на поруки, но сумел сохранить влияние при дворе.
Своего рода привилегией «ближних» государевых дьяков, отличавшей их от приказных дельцов более низкого ранга, была причастность к делам внешней политики. Так, Меньшой Путятин был непременным участником всех переговоров с литовскими представителями в декабре 1533 — феврале 1537 г.; компанию ему составляли Елизар Цыплятев или Федор Мишурин, а наиболее ответственные переговоры все три дьяка вели вместе255. Меньшой Путятин и Федор Мишурин в 1530-х гг. активно участвовали также в
249 См. выше гл. 2.
250 РА. № 46. С. 116-117.
251 См.: Зимин А. А. Дьяческий аппарат. № 63, 92, 115, 152, 155, 198. С. 237, 245, 253-254, 263-266, 277-278.
252 ПСРЛ. Т. 6. С. 268.
253 ПСРЛ. Т. 6. С. 270.
254 См. выше, гл. 1.
255 Сб. РИО. Т. 59. С. 2, 17, 31, 46, 70-72, 76, 105.
Глава 9. Нарождающаяся бюрократия: дворецкие, казначеи, дьяки_
495
приеме крымских и ногайских послов256. Григорий Загрязский в составе посольства, возглавляемого боярином В. Г. Морозовым, ездил в апреле—августе 1537 г. в Литву257. В марте 1542 г. в боярскую комиссию для переговоров с очередным литовским посольством были включены дьяки Елизар Цыплятев, Третьяк Раков и Григорий Захарьин (Гнильевский), а в состав ответной миссии, отправившейся в июне того же года к польскому королю и литовскому великому князю Сигизмунду, входил дьяк Федор Никитич Губин Моклоков258.
Представляет интерес порядок упоминания дьяков на дипломатических приемах. Так, в посольской книге 1533—1538 гг. Ф. Мишурин неизменно упоминается после Г. Н. Меньшого Путятина; если же на церемонии присутствовал или в переговорах участвовал «старый» дьяк Е. И. Цыплятев, то именно его имя называется первым, а далее следуют Путятин и Мишурин259. Та же дьяческая иерархия отразилась и в процитированном выше отрывке Повести о смерти Василия HI, где описывается «дума» больного государя с боярами на Волоке: список дьяков и здесь открывается Елизаром Цыплятевым, вслед за которым идут Афанасий Курицын, Меньшой Путятин и Третьяк Раков260. Наконец выясняется, что уже неоднократно упоминавшиеся псковские перебежчики на допросе у полоцкого воеводы в сентябре 1534 г. отнюдь не в произвольном порядке перечислили дьяков, которые вместе с боярами и дворецкими «всякий дела справують»: и здесь первым оказался Е. Цыплятев, а вторым — А. Курицын. Третьим в списке дьяков фигурирует Третьяк Раков — возможно, потому, что Меньшой Путятин, чье место он, по-видимому, занял, был в тот момент отдан на поруки и упоминается отдельно. Федор Мишурин в этом перечне оказался пятым, перед замыкающим список дьяком Григорием Загрязским261.
Можно заметить, что эта местническая иерархия дьяков более или менее точно соответствовала служебному стажу каждого из них и, в особенности, времени получения дьяческого чина: по данным,
256 См. подробнее: Дьяки и подьячие Посольского приказа в XVI веке. Справочник / Сост. В. И. Савва. M., 1983. С. 74-80, 84-88.
257 Сб. РИО. Т. 59. С. 109 и сл. Дата возвращения посольства указана в летописи: ПСРЛ. Т. 29. С. 30.
258 Сб. РИО. Т. 59. С. 152-154, 171.
259 TaM же. С. 2, 17, 31, 46, 66, 70.
260 ПСРЛ. Т. 6. С. 268.
261 РА. № 46. С. 116-117.
496
Часть II. Механизм принятия решений и управление страной..
собранным А. А. Зиминым, Е. И. Цыплятев, чья карьера началась еще при Иване III, упоминается с дьяческим чином с 1510 г., Меньшой Путятин — с 1514—1515 гг., Афанасий Курицын — с 1520 г., Третьяк Раков — с 1522 г., Федор Мишурин — с 1525 г., а о дьяче-стве Г. Загрязского ранее 30-х гг. сведений нет262. Единственное видимое исключение — более высокий местнический статус А. Курицына по сравнению с Меньшим Путятиным при меньшем чиновном стаже первого из них — возможно, просто объясняется неполнотой данных, имеющихся в нашем распоряжении.
Но местнический статус не всегда соответствовал реальному влиянию того или иного дьяка при дворе. Как мы видели, Федор Мишурин по стажу службы считался «молодым» дьяком и на официальных приемах должен был занимать место «ниже» ряда других дьяков. (Точно так же князь Иван Федорович Овчина Оболенский, как было показано выше в третьей главе, даже став фаворитом правительницы, вынужден был довольствоваться вторыми ролями во время публичных церемоний.) В действительности, однако, Мишурин был, пожалуй, самым могущественным дьяком периода правления Елены Глинской. В частности, именно в его руках находился контроль над поземельными отношениями в стране.
