Случайность и хаос - Рюэль Д.
Скачать (прямая ссылка):
Таким образом, дополнительное развитие, необходимое для получения
человеческого мозга из мозга крысы или обезьяны, вероятно, являет собой
лишь "глазурь на торте" в том, что касается нового аппарата
приспособлений. Другими словами, исключительно человеческие качества
использования инструментов и изучения сложных языков вполне могли быть
легкими достижениями, даже несмотря на то, что им сопутствовал
значительный рост размера мозга.
Безусловно, наши интеллектуальные способности намного превосходят
интеллектуальные способности крыс и обезьян: мы можем спорить о
теологической проблеме предопределенности, мы способны читать и
наслаждаться поэзией, а также доказать, что последовательность простых
чисел бесконечна. Однако мозг, которым мы пользуемся, в основе своей,
если рассматривать его как аппарат приспособлений, не отличается от мозга
крысы или обезьяны. Грустно, что у нашего превосходного мозга возникают
трудности с простыми арифметическими действиями, что он не в состоянии
точно следить за временем и не может с легкостью запомнить несколько
тысяч цифр. (Вот почему мы пользуемся калькуляторами, часами, календарями
и справочниками). В типично "высшей" деятельности - во время занятий
наукой - мы, видимо, используем, главным образом, нашу речевую систему и
нашу зрительную систему. Использование в этом случае зрительной системы
очень ценно, и именно поэтому так важна геометризация математики.
Попробуем подвести итог. Наш мозг и интеллект имеют основу, состоящую из
аппарата приспособлений, точно приспособленного к выживанию в окружающей
среде определенного типа. Совсем недавно к этим основным навыкам мозга
эволюция добавила некоторые функции более высокого порядка, действующие
очень гибко. Наличие этих более высоких функций оказалось безусловно
полезным, вследствие чего их развитию поспособствовала естественная
эволюция. В качестве побочного продукта эти более высокие функции также
позволили людям развивать научное знание. Но это произошло, как мне
кажется, случайно. В человеческом мозге отсутствует несколько основных
функций, которые желательны для занятий наукой, например, способность
быстро и надежно выполнять вычисления или способность хранить в памяти
большие количества данных. Однако несмотря на эти недостатки,
человеческая наука получила свое развитие, и мы, таким образом,
Интеллект
151
можем понять о природе вещей гораздо больше, чем ранее мы имели право на
то надеяться.
Очевидно, что мы живем в мире, наполненном трехмерными объектами,
ограниченными двухмерными поверхностями3. А потому не стоит удивляться,
что наш мозг в состоянии справиться с такими объектами: это умение
полезно для выживания, и его поддерживает естественный отбор. Но
естественный отбор не объясняет, каким образом мы пришли к пониманию
химии звезд или тонких свойств простых чисел. Естественный отбор
объясняет только то, что люди приобрели более высокие интеллектуальные
функции; он не способен объяснить, почему у физической вселенной или у
абстрактного мира математики столько много аспектов, которые можно
понять.
Мы уже говорили о том, что физическая вселенная должна испытывать большую
долю хаотичности. Мы доказали, что многие математические утверждения
должны быть недоказуемыми. Но в то же время, и это замечательно, мы
многое понимаем и о физической вселенной, и о математике.
То, что мы называем пониманием, весьма сильно связано с особой природой
человеческого интеллекта. Например, мы очень много используем
естественные языки в математике, потому что наш мозг не в состоянии
справиться с полностью формализованными математическим языками, которые,
в принципе, подошли бы гораздо лучше. (Математическая литература выглядит
достаточно формальной и непонятной, но это совсем не то, что математики
называют формализованным математическим языком; если хотите, можете
назвать ее полуформальной.) Мы представляем свое математическое знание в
виде коротких теорем, потому что мы не смогли бы переварить более длинные
формулировки. Несомненно то, что разумные существа нечеловеческого
происхождения занимались бы математикой совершенно не так, как это делаем
мы, и мимолетное знакомство с этим мы получаем благодаря увеличивающемуся
использованию компьютеров в качестве вспомогательных средств
математических исследований. (Современные компьютеры не могут справиться
с естественными языками, но не питают неприязни к использованию очень
длинных кодов.) Короче говоря, мы занимаемся математикой по-человечески,
даже слишком. Однако математики не сомневаются, что за нашим ничтожным
существованием присутствует математическая реальность. Мы не создаем
математическую истину, мы ее открываем. Мы задаем себе тот вопрос,
который кажется нам естественным, и начинаем над ним работать, и не так
уж редко мы находим ре-
152
Глава 25
шение (или его находит кто-то другой). И мы знаем, что ответ и не мог
быть иным. Причем странно то, что, из-за теоремы Геделя, у нас не было
