Гении науки - Пайс А.
Скачать (прямая ссылка):
жизни в физике"5, он вспомнил,
172 Гении науки
как в 1927 году на Пасху они с Паули были в Копенгагене и выпили бутылку
вина по случаю смерти пятого измерения. Добавьте к этому его комментарий
в 1969 году: "Дирак может справедливо отметить, что моя основная проблема
состоит в том, что я пытаюсь решить слишком много проблем [а именно,
геометризации электромагнетизма, а также квантовой теории]
одновременно5", и можно сделать вывод, что к концу жизни Клейн отрекся от
всего, что он написал на эту тему с 1927 года!! Современные физики,
занимающиеся теорией струн и считающие, что многомерные теории приведут к
Чаше Грааля, могут поразмыслить над переменой отношения Клейна.
Я возвращаюсь к лету 1925 года, когда Клейн вернулся из Америки. В июне
Клейн написал Бору о своих планах приехать осенью в Копенгаген56. В
сентябре он вновь написал, сообщив, что болен воспалением легких, за
которым последовал гепатит57. Он действительно был очень болен. В декабре
миссис Клейн написала Бору58, что ее муж все еще в больнице, но ему
"гораздо лучше".
В январе Клейн написал письмо сам, на этот раз из дома. Он сообщил, что
чувствует себя гораздо лучше и читает работы Гейзенберга, Борна и
Иордана59. Во время вынужденного отсутствия Клейна в жизни физики, ее
границы значительно расширились. Была открыта квантовая механика - в
матричной форме Гейзенбергом (июль 1925) и на языке волн Шредингером
(январь 1926 года).
На копенгагенской сцене в физике также произошли изменения. Крамере,
получивший должность Lektor (доцента) в 1923 году в Копенгагене, в марте
1926 уехал, чтобы вести профессорскую деятельность в Утрехте. В мае 1926
года его сменил Гейзенберг, остававшийся в этой должности до июня 1927
года. Гейзенберг, самая независимая личность в Копенгагенском окружении,
не подходил на роль самого близкого сотрудника Бора - последователя
Крамерса. Эта задача выпала на долю Клейна после его приезда в марте 1926
года. Он оставался на этом посту в течение пяти лет. Так он стал самым
важным свидетелем рождения принципа дополнительности.
Осенью 1926 года физики начали привыкать делать вычисления с помощью
матричной механики - корпускулярная модель, и те-
Оскар Клейн 173
ории Шредингера - волновая модель. К тому времени была известна
математическая эквивалентность этих двух моделей. Что касается понимания
более глубокой их связи, оно еще не было ясным. Такова была ситуация,
когда Шредингер приехал в Копенгаген в октябре того года, чтобы обсудить
свои идеи с Бором в присутствии Гейзенберга. Гейзенберг потом описывал
это так: "Нельзя было ожидать действительного понимания в то время,
поскольку еще никто не мог предложить полную и последовательную модель
квантовой механики60".
После отъезда Шредингера, Бор с Гейзенбергом продолжали бороться с
интерпретацией квантовой механики, но не могли прийти к общему мнению,
как ни пытались. Гейзенберг вспоминал:
Мы обсудили эти проблемы вдоль и поперек, и иногда нам уже не хватало
терпения друг к другу. Я, например, пытался сказать: "Вот, это ответ". На
что Бор возражал, указывая на противоречия: "Нет, это не может быть
ответом", и т. д... В конце концов, сразу же после Рождества, мы оба
пришли в отчаяние. Мы почему-то не могли согласовать свою работу и потому
были слегка рассержены61... Мы оба очень устали и часто нервничали.
Поэтому в феврале 1927 года Бор решил поехать в Норвегию покататься на
лыжах, и я был рад остаться один в Копенгагене, потому что мог спокойно
поразмыслить над этими безнадежно трудными задачами62.
Клейн оставил нам свое впечатление о душевном состоянии Бора, когда он
отправился в Норвегию:
Он выглядел очень усталым, и я подумал, что эта новая квантовая механика
не только доставляет ему удовольствие, но и является причиной огромного
напряжения. Он, наверное, не ожидал, что все это придет так неожиданно.
Скорее, он думал, что ему, возможно, удастся сделать больший вклад. В то
же самое время он расхваливал Гейзенберга, говоря о нем почти как о
Мессии. Я думаю, Гейзенберг и сам понимал, что это было небольшим
преувеличением62.
Сразу же после отъезда Бора в Норвегию, Гейзенберг, оставшись один в
Копенгагене и имея возможность спокойно работать, сделал одно из своих
самых больших открытий: соотношение неопределенностей. Когда Бор вернулся
из Норвегии, Гейзенберг показал ему написанную им на эту тему научную
статью. Клейн: "Бор прочитал статью, и сначала она его захватила, но
когда он начал читать повнимательнее, он был очень разочарован63", потому
что увидел, что Гейзенберг допустил серьезную ошибку, не в общих выводах,
а в том, как он трактовал пример обнаружения положения электрона с
помощью гамма-лучевого микроскопа. Гейзенберг:
Бор пытался объяснить, что это было неправильным и что я не должен
публиковать эту статью. Я помню, разговор закончился тем,
174 Гении науки
что я заплакал, потому что не мог выдержать такого давления со стороны
Бора...
Бор отправился за город по причинам, которые мне неизвестны.
