Статьи и речи - Максвелл Дж.К.
Скачать (прямая ссылка):
для овладения экспериментальным искусством оставалось мало времени. К
тому же некоторые профессора стремились этому воспрепятствовать. Артур
Шустер, обучавшийся в ту пору у Максвелла, рассказывает о таком
анекдотическом случае. "Максвелл, имевший врожденное стремление видеть
собственными глазами все, что можно видеть, был очень взволнован, когда
ему удалось показать в вырезанной и отшлифованпой им пластинке двоя-
копреломляющего кристалла коническую рефракцию. Этот опыт был труден, и
обрадованный Максвелл, встретив одного из преподавателей математики,
Тодгёнтера, спросил его: "Хотите видеть коническую рефракцию?" - "Нет,-
отвечал профессор.- я ее преподавал всю свою жизнь и вовсе не хочу, чтобы
все мои представления перевернулись, когда я ее увижу"". Тодгёнтер был
образованным человеком и талантливым математиком, но это не мешало ему
неприязненно относиться даже к попыткам вводить лекционные демонстрации.
Студент, говорил он, "должен доверять утверждениям своего учителя -
вероятно, проповедника зрелых знаний, человека признанных способностей и
безупречного характера...".
И все же влияние лаборатории и лично Максвелла на кембриджскую мысль
постепенно росло. Росло и значение лаборатории. Но первые годы все
держалось главным образом на энтузиазме сотрудников и на их вере, что
положение должно измениться. Штат лаборатории состоял тогда из 5-6
человек. Шустер вспоминает: "Мы сами должны были заряжать наши батареи и
подучиваться стеклодувному искусству и обыкновенным приемам работы в
мастерской, так как ближе Лондона механика не было" (а это - около
полусотни миль от Кембриджа).
Сотрудники лаборатории, как, впрочем, и все те, кто имел дело с
Максвеллом, сохранили воспоминание об его "интеллектуальном внимании и
обаятельности обхождения". Всегда он был абсолютно искренен; простота и
мягкость сочетались в нем с большой проницательностью, активность - со
спокойствием. Всякий мог его критиковать - он воспринимал это с
благодарностью, поскольку не был ни обидчив, ни себялюбив и даже в
молодости никогда не стремился к славе. Но он вовсе не был каким-то
ангелом, и многие побаивались его утонченного сарказма.
Максвелл, рассказывает Шустер, если он был здоров, "ежедневно посещал
лабораторию и обходил помещения, в которых производились работы. Он
расспрашивал о ходе опытов, но обыкновенно больше говорил о том, что
занимало в ту минуту его мысли, так как он всегда был до такой степени
поглощен собственными идеями, что не мог сразу переключиться на новый
предмет. Случалось, он ничего не отвечал на обращенный к нему вопрос,
заставляя сомневаться, слышал ли он его, но на следующий день он
обыкновенно начинал срой разговор так: "Кстати, вы вчера задали мне
вопрос,
361
я подумал о нем..." Затем следовал глубоко обдуманный, побуждающий к
исследованию ответ. Тем, кто вступал с Максвеллом в отношения,
запомнились его тонкие и остроумные замечания, придававшие такую прелесть
его беседе. В то время, насколько я помню, мысли его были особенно заняты
тем, что теперь называется равномерным распределением энергии. Работы
Больцмана были только что опубликованы, и Максвелл, казалось, с ними
соглашался, хотя и с некоторым колебанием: он не видел, как далеко они
могут завести..."
Одетый скорее удобно, чем элегантно, среднего роста, плотный, Максвелл
напоминал сельского джентльмена с севера Англии. Его редко видели
гуляющим без собаки, а то и двух - Тоби и Гуни. С Тоби он часто появлялся
в лаборатории. Казалось, он зашел сюда случайно, посреди прогулки или что
он создает видимость этой случайности. Но было не так: одно время Тоби
активно участвовал в опытах. Он ориентировался в лаборатории, как у себя
дома и был знаком с действием некоторых аппаратов. Электрические разряды,
например, всегда вызывали у него беспокойство. Его то натирали кошачьей
шкуркой, усадив на изолирующую подставку, то пропускали по нему ток от
машины. При этом, сидя у пог хозяина, он лишь тихонько рычал, словно это
помогало ему сохранить "душевное равновесие". В конце концов Максвелл
сказал: "Лучше живая собака, чем мертвый лев!" и прекратил опыты над
своим любимцем.
Немало времени у Максвелла уходило на участие в долах по руководству
университетом. Как член комиссии по подготовке закона об экзаменах, он
старался убедить своих коллег, что научные занятия в университете должны
вестись в тесном союзе с другими научными учреждениями, что в работы по
математике необходимо включать и задачи из разных отделов физики, что
естественникам - для широты развития - следует "поддерживать живую связь
с гуманитарными курсами Кембриджа". Обеспокоенный состоянием английской
науки, Максвелл писал, что растет число профессоров и студентов,
увеличивается количество учебников и популярных книг, а "творческая
исследовательская работа - источник благосостояния нацпи - падает.
Польза, которую ученый, как таковой, приносит нации, измеряется
количеством яовых знаний, которыми он ее обогащает ...нам нужны еще
