Время вспять или физик, физик где ты был - Абрагам А.
Скачать (прямая ссылка):
Таковы главные вехи истории моей новой страны от далекого прошлого до животрепещущей злободневности, как я их запомнил из обученья у моей дорогой мадемуазель Бертен. По естествознанию вместе с тем, что я почерпнул из "Детской Энциклопедии", я знал, пожалуй, столько же, сколько мадемуазель Бертен.
Остальные предметы были рисование, чистописание и гимнастика. По рисованию, как был я безнадежным, так и остался. По гимнастике я имел "удовлетворительно": вполне приличные результаты в беге и прыжках, довольно ловок в играх с мячом, слабоват на снарядах. Я полюбил коллективные игры, так называемые "жандармы и разбойники", а также другие игры, название которых по-русски ни я, ни мой словарь не знаем. Я начал робко поигрывать в футбол на школьном дворе и стал счастливым обладателем велосипеда, на котором упражнялся на тихой улице, 30
Франция: отрочество, юность
где мы жили. Как ни странно, я преуспевал в том, что во Франции презрительно звалось "наукой ослов" - в чистописании (как и Гамлет, судя по тому, что он рассказывает другу Горацио, хотя чего только он ему ни рассказывает). Вооруженный стальным пером, я радостно выводил толстые и тонкие штрихи и вышел первым в последнем испытании благодаря фразе "Гош усмирил Вандею". Я долго хранил эту работу - мои прописные Г и В были само совершенство.
Могу поздравить себя с тем, что приехал во Францию, не зная ни слова по-французски, ибо уверен, что именно этому я обязан тем, что сразу заговорил по-французски без малейшего акцента. Например, покойный Набоков, которого я однажды слышал по французскому телевидению и который прекрасно знал язык, говорил с легким акцентом, хотя в детстве имел французскую гувернантку, говорил дома по-французски, а в эмиграции жил много лет во Франции. Итак, за год я наверстал свое опоздание. Правда, не совсем, в шестой класс я поступил в одиннадцать лет вместо десяти. Господи! Что это по сравнению с тем, что обстоятельства еще готовили мне! Это опоздание я легко наверстал, перескочив из четвертого класса во второй.
Я сделался мальчиком, как все, хорошо учившимся, разделявшим игры и забавы своих товарищей, одним словом, вполне освоился. И все-таки я смутно подозреваю (если не тогда, то теперь), что каким-то образом (не знаю, хорошо это или плохо) стал более заурядным, чем прежде. Это было первым, но далеко не последним переломом в моей жизни.
Золотая пятилетка
Капитолий
Туалеты и прически. - Перевод с латыни как ключ к науке. - Белые одежды. - Отказ от греческого или опрометчивое решение. - Крестины. Литературные сочинения или болтовня. -Переменчивая математика. - Физика наконец! - Страсть быть первым
На следующий год я поступил в ближайший к нам лицей Бюффон. На улице Фремикур, по которой я ходил в школу, находился громадный гараж для такси и было не менее двадцати бистро. За ней следовал бульвар Гарибальди, где жило тогда немало марокканских рабочих. Раз, возвращаясь домой по бульвару с товарищем, "взрослым" пятиклассником, мы прошли мимо низ- Золотая пятилетка
31
кого здания, перед которым стояло несколько марокканцев. "Что они тут делают?" - спросил я. "Ждут, когда бордель откроют", -сказал он и захихикал. Я тоже хихикнул, а придя домой, спросил маму, что такое "бордель". Она не знала. Я поискал это слово в своем маленьком словаре, но его там не было. В гостях у дяди Давида я заглянул в его большой словарь и нашел: "публичный дом". Не думайте, что этот ответ поставил меня в тупик. Я как раз в это время читал "Воскресенье" и знал, что "публичный дом"- это то место, куда попала Катюша Маслова. Я не знал точно, что это такое, но догадывался, что там шумно и некрасиво веселились. Как мало это было похоже на терпеливое, грустное и безропотное ожидание тех марокканцев на тротуаре!
По совету дяди Давида, который прослышал об истории с марокканцами (сам он жил в элегантном XVI округе), меня поместили в лицей Жансон де Сайи (Janson de Sailly) подальше от сомнительных встреч. Этот лицей был "Лигой хорошей публики", если воспользоваться моим превратным переводом слов: "Ligue du Bien Public" (см. выше). Три года тому назад праздновали столетие нашего лицея, и я получил приглашение на банкет, где должны были собраться несколько поколений бывших учеников. В качестве академика я мог надеяться на место за почетным столом, возглавляемым бывшим премьер-министром. Я поленился и на банкет не пошел, но теперь, когда пытаюсь заглянуть в свое прошлое, мне немножко жаль, что я отказался от этого последнего взгляда в невозвратимое. Наверное, будут праздновать и стопятидесятилетие, но без меня, каковы бы ни были будущие успехи медицины. ("Чем чаще празднует лицей свою святую годовщину.. . " )
Ученики лицея, где я проучился до поступления в университет, принадлежали в большинстве своем к "Лиге хорошей публики". Лицей состоял из двух частей: малой - до четвертого класса включительно - и большой. Утром у ворот лицея всегда останавливалось несколько роскошных машин [Hispano Suiza ("испано-сюиза") или Delage ("делаж")], из которых вылезали лицеисты. А мы (т.е. те, кто приезжал на метро) торопились задать шоферу бестактный вопрос, свободен ли он, делая вид, что принимаем его за таксиста. Кроме представителей добропорядочной французской буржуазии в Жансоне учились (если только "учились" подходящее в этом случае выражение) "роскошные" иностранцы из Южной Америки, Египта, Персии, Ливана, у которых карманы были туго набиты деньгами. Почти все они были пансионерами, т.е. жили в лицее и составляли среди учеников слегка сомнительную аристократию. Все пансионеры считались "dessal6s", буквально "обес- 32
