Размышления и максимы - Вовенарг Л.К.
Скачать (прямая ссылка):
Критические размышления
139
Поклонники Руссо возразят мне, что он превзошел Горация и Пиндара,27 поэтов, прославленных своими одами и еще более укрепившими эту славу веками всеобщего восхищения. Если тут нет преувеличений, успех Руссо вполне понятен. Для большинства сравнение — мерило всех ценностей, и человек, в любой области опередивший других, всегда будет окружен почетом, ибо никто не дерзнет оспаривать правильность избранного им пути. Мне и подавно не пристало утверждать, будто Руссо не достиг вершины в искусстве сочинять оды, но, боюсь, если этот род литературы не обретет большей натуральности тона, он так и останется второстепенным.
Дозвольте мне быть честным до конца и признаться, что иные мысли даже в лучших одах Руссо, на мой взгляд, весьма сомнительны. Так, например, многие рассуждения в знаменитой оде «К Фортуне», почитаемой гимном разуму, я назвал бы скорее обманчиво блестящими, нежели правильными. Давайте послушаем поэта-философа:
За то, что Рим толкнул к могиле, Ужель мне Сулле28 лавры плесть?
Нет, разумеется, Сулле нельзя «плесть лавры» за то, что он «толкнул Рим к могиле», но, мне кажется, справедливость требует отнестись с уважением к человеку, наделенному необыкновенной мощью духа, которая одолела мощь самого Рима, помогла ему, когда он состарился, презреть ненависть сломленного им народа и научила то благодеяниями, то принуждением
140
Вовенарг
всегда брать верх над, казалось бы, непреклонным мужеством врагов. А вот продолжение:
И то, что так претит в Атилле,29 Поставить Александру в честь?
Не знаю, какой нрав был у Атиллы, но я не могу не восхищаться необычайными талантами Александра, чей высокий гений в любой области — в управлении государством, военном искусстве, науках и даже в частной жизни — неизменно возносил его над всеми людьми и чье удивительное, непогрешимое чутье восполняло отсутствие добродетелей, не столь значительных. Я чту в нем героя, который, достигнув вершины доступного человеку величия, не презирал дружбы; будучи столь обласкан судьбой, умел ценить заслуги: шел на смертельный риск, лишь бы не заподозрить своего врача в преступном замысле, не оскорбить верность уважаемого подданного сомнениями, за которые его никто бы не осудил; в несравненной своей щедрости был готов раздать все, что имел, оставив себе лишь надежду; торопился загладить совершенную им несправедливость, но не спешил совершить новую; больше страдал из-за содеянных ошибок, нежели радовался победам; жаждал завоевать весь мир, потому что от природы обладал достоинствами истинного его повелителя, и заслуживает некоторого снисхождения даже за требование почестей, подобающих лишь божеству, ибо жил во времена, когда люди поклонялись богам далеко не столь привлекательным. Руссо слишком несправедлив
Критические размышления
141
дерзая сказать об этом великом человеке еще и следующее:
Но выпади удел Сократа
Завоевателю Евфрата,
Червем ничтожным стал бы он.
Руссо явно старался расправиться со всеми завоевателями — вот строки из той же оды:
Недальновидности Варрона, Чьи сокрушил он легионы, Обязан славой Ганнибал.30
До чего же поверхностны подобные рассуждения! Все на свете знают — именно в умении пользоваться ошибками неприятеля и состоит военное искусство. Знают, как велик был Ганнибал, равно одерживая победы и терпя поражения.
Если поэты, подобно прочим людям, считают, что в любом роде искусства нет красоты вне правды и даже поэтический вымысел лишь средство ярче живописать эту правду, то какой приговор следует вынести таким нападкам? Слишком ли я буду суров, назвав оду «К Фортуне» надутой декламацией, скопищем общих мест, энергически выраженных?
Обойду молчанием аллегории Руссо и некоторые другие его произведения. В особенности не считаю себя вправе судить об аллегориях, так как не имею к ним вкуса; зато отдаю должное эпиграммам', где простодушие, подобное простодушию Маро,31 сочетается с энергией стиха, которой у Маро нет. Горячо похвалю и те отрывки из «Посланий», где удивительным образом сквозит талант Руссо-эпи-
142
Вовенарг
грамматиста. Но, восхищаясь достойным восхищения, я не могу не восставать против невыносимой грубости, пятнающей те же «Послания». Желая заклеймить какого-то дрянного поэта, он в «Послании к музам» сравнивает того с гусенком, который так возгордился от льстивых похвал, что пению лебедя предпочитает свое собственное. Другой гусенок произносит длинную речь, уговаривая его что-нибудь спеть, после чего следуют стихи:
От этих слов взбодрившись в тот же миг, Издал гусенок столь гнусавый крик, Что, позабыв немедленно кормушки, Все курицы, все гуси, все индюшки Сбегаются и, окружив певца, Крылами бьют и хвалят без конца, Неувядаемые лавры прочат, Над Мантуанеким лебедем 32 гогочут. Окончив песнь, наш Пиндар молодой, Надувшись спесью, шествует домой Как торжествующий победу воин: Восторгов птичника он удостоен.
Спору нет, написана картина довольно живо, но какие низменные в ней образы! И сколько еще в этом послании, сочинением в форме диалога с музами, безвкусных и неприятных мест, сколько длиннот, как искусственны и однообразны переходы от темы к теме! Есть там, разумеется, и прекрасные штрихи, но они не искупают недостатков. Я намеренно выбрал «Послание к музам» и оду «К Фортуне», дабы меня не обвинили в том, что я критикую самые слабые творения Руссо, желая тем самым опорочить и лучшие. Смею ли я надеяться, что хотя бы своим выбором удовлетворил щекот-
