Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
3
Изучая природное «устройство» душевной жизни, Ухтомский не оставлял в стороне личный опыт. Тем ценнее его дневниковые заметки и письма, где он зачастую «обкатывал» научные формулировки
12
и старался привить своим адресатам убеждения, которые вынашивал годами.
Свидетельство тому и письма к бывшей его ученице Е, И. Брон-штейн-Шур за 1927—1941 годы, опубликованные ею в 1973 году сперва в журнале «Новый мир», а потом в расширенном виде в сборнике «Пути в незнаемое». Круг проблем, обозначенный в этих письмах, содержит и закон доминанты, и проблему «двойника», к концепцию «заслуженного собеседника»; а вопросы психологии творчества, в частности толстовский вопрос: «Для чего люди пишут?» — имеют здесь достаточно интимную подоплеку.
Как могла возникнуть у людей эта странная профессия — писательство? He удивительно ли. обращался Ухтомский в 1928 гаду к Е. Бронштейн-Шур, «что вместо прямых и практически-понятных дел человек специализировался на том, чтобы писать, писать целыми часами без определенных целей,— писать вот так же, как трава растет, птица летает, а солнце светит. Пишет, чтобы писать!» Прямо-таки физиологическая потребность! Человек почти болен, перед тем как сесть за писание, а написав, проясняется и как бы выздоравливает. В чем дело? «Я давно думаю,— признавался Ухтомский,— что писательство возникло в человечестве «с горя», за неудовлетворенной потребностью иметь перед собой собеседника и друга! He находя этого сокровища с собою, человек и придумал писать какому-то мысленному, далекому собеседнику и другу, неизвестному алгебраическому иксу, на авось, что там где-то вдали найдутся души, которые зарезони-руют на твои запросы, мысли и выводы!»
Правда, в истории известны счастливцы, не испытавшие «жажды собеседника». Они, нн строчки не оставив, оказались «вечными собеседниками для всех»; они угадывали «наиискреннейшего собеседника в ближайшем встречном человеке», и тоска по дальнему была им незнакома. К ним Ухтомский причислял не только праведников, подобных старцу Зосиме, или «всемирно гениальных* мудрецов Христа и Сократа, но и обычных деревенских стариков. Если писатели, малые н великие, адресовались к дальнему, пронося «свои гордые носы мимо неоцененно дорогого близ себя», эти любили и вразумляли каждого, кто их слушал.
«Как это ни парадоксально, но это так! — признавал Ухтомский.— Это, в сущности, уже плохо, если человек вступил на путь писатель-ства! С хорошей жизни не запишешь! Это уже дефект и некоторая б°лезнь, если человек не находит собеседника вблизи себя и потому аступает на путь писательства. Это или непоправимая у т-P а т а. или неумение жить с людьми целой, Неабстрактной жизнью!»
Нравственный потенциал писателя, ученого, любого гражданина, 1,0 ^томскому, зависит от того, какие «неабстрактные» отношения нм
13
по силам. И мера доброты тем выше, чем богаче и бескорыстнее личность. He умнее и не ученее, а душевно щедрее! He скроешь; «писатель, ученый, моралист и поэт, разливающийся соловьиной сладостью для дальнего», оказывается тут н там «несноснейшим субъектом для своих ближайших домашних». Будучи щепетильно честным, Ухтомский и себя, ощущающего драматизм положения, но тоже поглощенного писательской жаждой, судил строго. «Всю жизнь,— сознавался,— хочу жить для ближнего, а на деле умею кое-как жить только дли дальнего, не находя сил жить до конца для ближнего!»
Мысленное собеседование — разговор, предполагающий адресата и оппонента,— присутствует во всяком писательстве и роднит литературу с наукой. Между ними нет принципиальной разницы. Какие бы системы знаний ни сменялись в процессе исторического развития, за ними неизменно скрывается «живой человек, со своими реальными горями и жаждой собеседника». На этом Ухтомский строил свою нравственную концепцию.
Выбор между общепринятой, казенной системой мысли и «мыслящим мировоззрением» духовно самостоятельной личности — удел и «чистой науки», и любых сфер деятельности. Подверженные «претенциозному суеверию» самодовольные адепты науки — да и только ли науки! — не желают вникать в существо проблемы, поскольку контактом с живым собеседником не озабочены. «Мысленное собеседование» требует душевной самоотдачи, гражданского мужества н не каждому но плечу. Меж тем истинное произведение искусства и научное провидение, запечатленное мыслью ученого, обеспечивают человеческое единение. Ибо, во-первых, писал Ухтомский, «когда человек думает, он это делает в понятих общих для всех. Во-вторых же, каждое явление в мире имеет свой смысл, его имеют в общем деле человечества и мысли каждого из нас, — поэтому и мое частное и личное имеет свое место в нашей общей человеческой жизни».
Кстати, похожую мысль высказывал и Толстой в трактате «Что такое искусство?»; «Настоящее произведение искусства делает то, что в сознании воспринимающего уничтожается разделение между иим и художником, и не только между ним и художником, HO и между ним и всеми людьми, которые воспринимают то же произведение искусства. В этом-то освобождение личности от своего отделения от других людей, от своего одиночества; в этом-то слиянии личности с другими и заключается главная привлекательная сила и свойство искусства»,
