Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
юз
к.
неудачного разговора о церковных делах Ваша швей-царша не дала нам возможность и проститься повнимательнее. Ho, значит, так было надо, если так это сделалось!
По поводу тогдашнего разговора я все-таки повторяю Вам, что о богословских вещах и наиболее дорогих и глубоких вопросах духа нельзя говорить между прочим, на улице, не войдя предварительно в сосредоточенное, мирное и благоговейное состояние духа, не оградив себя от внешнего, мелочного и рассеивающего! Иначе неизбежно будет, что бисер рассыпется под ноги свиньям, и они, обратившись, бросятся на вас же! И Вы не поняли моих слов, если помните их так, что «бес во мне проснулся тогда», и, в таком смысле, справедливо замечаете: «Мне думается, что усыплять его (беса) не надо, а надо изгонять». Я Вам сказал, и повторяю теперь, что по постоянному убеждению отцов и подвижников — говорить о богословских вещах между прочим, не собрав предварительно своего духа ине овладев рассеянностью и страстями, значит давать лишь повод бесам посмеяться над нами, как это тогда у нас и было: было ведь что-то типическое для подобных неосторожных бесед о церковном,— говорили о Христе, о церкви, об опасности ереси, одним словом,— говорили о том, что соединяет людей в высшее на земле соединение, а пришли к разъединению, неудовольствию и нарушению духовного мира в себе! (...)
Так поймите же меня в этом отношении,— поймите, что я говорил и говорю об очень серьезном и опасном деле. Недаром ведь говорится, что бес горами потрясает и роняет даже святых, когда они неосторожны.
Я знаю, что Вами руководило самое хорошее желание высказать мне то, что Вы считаете, в свою очередь, опасным на моем пути, Ваши мысли о старообрядчестве и т. п. При этом Вы касались вопросов, которыми душа моя все время занята и живет,— так они нелегки и непросты! Я начинаю подходить к ним с разных сторон, после очень длинного и трудного пути, после Духовной академии, едва уясняя себе многое при обдумывании в своем уединении. Вопросы это все наиболее тяжелые и трудные,— более трудные, чем вопросы физиологии, математики или филологии. И вдруг Вами высказываются самые решительные и категорические суждения по
104
этим вопросам, не зная, в сущности, вопросов, едва прикоснувшись к ним,— суждения быстрые и легкие, потому что их можно найти в обыденном семинарском учебничке! Ну, можно ли это? Вот, брат мой — архиерей, более или менее осведомлен по обязанности в этих вопросах; но он опасается говорить со мною о них, зная, что я более его осведомлен в них, и, с другой стороны, зная, что прежде разговора о них надо «снять сапоги», место бо сие свято есть. Я искренне болею душой за родной народ, за его исторические бедствия и за тяжкую судьбу его церкви, и верую,— верует в это, по-видимому, и брат мой,— что в меру искренности этой Господь поможет мне не сойти с пути правды и послужить родному делу. Вы же, в тогдашнюю нашу беседу, последовали современному обычаю говорить о священных вещах легко, между прочим, на улице, и это было для меня необыкновенно тяжело. Ну, вот, простите меня за эти слова,— я только хочу объяснить Вам, что тогда я переживал. Это и будет «изгнанием беса», о котором Вы писали! Попомните, друг, и с другими опасайтесь говорить о богословских вещах на ходу, между прочим,— разве побудит к этому крайняя необходимость!
В этом отношении, помимо того, что выше я писал о потребности в благоприятной, благоговейной обстановке для речей о святом, надо еще вспомнить умное слово кого-то из современных ученых, апологетов: «Ничто так не вредит признанию хороших вещей, как плохая их зашита»! Так наша обычная семинарская защита святых вещей вредит им в глазах людей более, чем всякие атеистические нападения! Атеистические нападения и ереси лишь чистят истину и заставляют ее ярче гореть, как земля и дресва очищают медь и золото; а непрочувствованные благоговейно и несвоевременные речи поселяют недоумение, раздражение и индифферентизм. Одним словом, это «бесовское богословие», забавляющее и утешающее бесов, но роняющее предметы, о которых идет речь!
Ho простите, что я так заговорился. Я так давно не говорил с Вами и рад, что говорю,— хорошо у меня на Душе от того; так не взыщите, что многословлю. Пусть ничто не обидит Вас из этих моих речей, ибо Вы чувствуете, что говорю я от сердца. И если Вам казалось, что Вы пишете, как бы побуждаемая преподобным Серафимом, го я сегодня пишу тоже с таким чувством, точно испол-
105
няю послушание — написать Вам письмо в Спасов день.
Читаете ли Вы книгу святителя Тихона Задонского «Сокровище духовное»? (...) Я купил его себе очень давно, но, по правде сознаться, ставил его не очень высоко, и потому он у меня лежал на полке года два, пока осенью 1915 года я наконец взял его читать, И что это за сокровище оказалось! Какая теплота мысли, какая любовность, сердечность беседы с читателем! Теперь я вспоминаю, что Достоевский стал глубже входить в православие под влиянием именно святителя Тихона, и его карамазовский Зосима первоначально задуман по типу святителя Тихона, а уже потом автор предпочел начертать его по типу оптинских старцев.
