Интуиция совести - Ухтомский А.А.
ISBN 5-88986-13-5
Скачать (прямая ссылка):
О них нельзя было бы сказать, что они «трагически принимают жизнь», ибо дело все-таки не в их особенной организации или особенном способе восприятия мира, а лишь в том, что они глубже и проницательнее всех прочих видят веши и связи мира. В то время, как прочие еще находят возможность забываться, танцевать и «развлекаться», этим людям не удается оторвать глаз от однажды открывшихся страшных перспектив мира.
И если трагедия человечества и мира не случайность, если она не производна из исторических стечений,— то ее и не преодолеть, конечно, какими-нибудь «панацейка-ми» и «программочками» вроде «учета и распределения», социалистической «рационализации» и т. п.
Культура зависти, интеллигентская отрава! Ничего, кроме зла, не приносит!
Есть у Салтыкова мысли, где он соприкасается с Л. Н. Толстым («Господа Головлевы», «Пошехонская старина», «Птенцы славы»...) — и где он соприкасается с Достоевским («Запутанное дело»). Важно по
482
обеим линиям выявить его интеллигентские особенности восприятия по сравнению с деревенской традицией и с петербургскими «людьми мокрого снега».
Когда счастлив, надо и хочется идти к людям, чтобы и им передать это счастие! Hcr когда глубоко несчастлив, надо поступать как болеющий Felix: забраться .в темный угол и пережидать.
Одно дело геометрия, другое — протяжение в Бытии; одно химия, другое — жизнь веществ в природе; одно социология, другое — общественная жизнь и жизнь отдельного человека среди собеседников.
Диалектический идеализм администратора — во что бы то ни стало настаивание на своем, диалектическое свинство.
Ничто не достигается так легко, как усмотрение во всех встречных «негодяев», «свиней» и «мошенников». Это процесс, идущий сам собою.
Могут говорить: и Гоголь, и еще более Салтыков писали о своем времени, о современных им людях и событиях. Все это нас не касается!
Ho вот что надо учесть: и древнееврейские пророки писали каждый по поводу своих, ему современных конкретных тем и событий в жизни родного народа. Ho когда взгляд на эти события становился достаточно глубоким, он видел в них и через них общее и закономерное, предстоящее еще — опять и опять в будущем.
Получалась страшная критика не только для современности, HO и для будущего, и для бытия, и для себя, и для человечества!
Фантастика Салтыкова смотрит в будущее, воспроизводит его до поразительной проникновенности, до ясновидения! Значит, уже были в его время черты, из которых имело развернуться будущее! {...) Спрашивается, отчего и как могло это быть, что целые поколения читателей «Истории одного города» из ее продолжателей упорно не узнавали и не хотели узнать в ее героях самих себя?
16*
483
Труднее всего узнать самих себя! Даже и тогда, когда дано совсем адекватное отражение! Ибо всего труднее отдавать отчет в себе самих! И себя самих люди понимают меньше всего!
Оттого, в сотый раз рассматривая в театре гоголевского «Ревизора», людите самые, которых Гоголь имел в виду,— оказывались склонными делать себе из него бесплодную карикатуру на кого-то другого, и совсем не замечая учащей сатиры на себя!
За свою индивидуальную жизнь человек развивает те идеи, которые были заложены и предназначены ему; так сказать, заданы ему в его организации заранее... Определенная сумма сожительствующих в нем подсознательных идей каким-то роковым образом вновь и вновь воскресает перед его сознанием, постепенно определяясь, но с таким впечатлением, что он при этом лишь осуществляет то, что было заложено изначала!
Так-то индивидуальность Co своим сознанием свободы, быть может, для того только и появляется, чтобы осуществить и развить этот ряд роковых идей, ему заданных. Заданы они в какой-то предыдущей форме существования, вроде куколки или какой-нибудь «цер-карии» 27, которая сама после выполняла другие задания жизни.
Вспомните звуки древнего хвойного леса, его глухую тишину дремучей пустыни, особенно в прохладное августовское утро, когда лишь изредка из этой чащи раздается писк пичужки... Вот мне всегда чувствовалось, что это бытие по ту сторону нашей жизни и смерти; оно выше этого разделения и принадлежит уже и тому существованию, которое пребывает всегда: в нем—отзвук Вечного Бытия, какой-то чужой Вечности, в которой глохнут наши человеческие речи, наши страсти и скорби, отзываясь лишь благосклонным, но вечно бесстрастным эхо.
И Гончаров, и Тургенев, и Толстой, и Достоевский — все это продолжатели пушкинско-гоголевского предания.
Каждый из них развил в особенности определенную
484
черту, определенную сторону из манеры восприятия и художественной передачи жизни по Пушкину и Гоголю. Ho ни один из них не тронул (или почти не тронул) преданий «Ревизора» или «Мертвых душ». Запомните эту сторону в предании отцов,— специализировать и развить до конца дух «Ревизора» и «Мертвых душ»,— это было уделом Салтыкова-Щедрина.
Ho, в этой специализации до односторонности, Салтыкову стал чужд и непонятен дух того же Гоголя, выразившийся в «Переписке с друзьями», дух святого сомнения в себе, поднявшийся до сожжения сатиры над людьми! Выхода из сатиры у Салтыкова нет — в нем сатира посягает на всех и всё.
